Евгения Горац - Конец Сезона Ураганов

Благодаря Вилу, моему дорогому кузену, который записал эту историю, изменив все так, чтобы ее сочли сказкой, люди до сих пор считают, что мой отец, великий волшебник Веттербок, поссорился с колдуньей Крейтервейс, и та в отместку превратила меня в гусыню. На самом деле я сама захотела работать у колдуньи. Главной причиной было то, что моя способность все запоминать, наконец, кому-то пригодилась. Я, конечно, тосковала по родительскому дому, но меня грела мысль о том, что я пожертвовала безмятежной жизнью ради спасения своих родных. И еще – мне очень нравилось летать, парить над землей. Тело легкое, крылья сильные, один взмах, другой и – земля с высоты – поля, луга, леса, города… Счастливее моментов у меня не было. Говорить с глупыми птицами, правда, было не о чем – их язык уж больно примитивен: «еда тут», «там опасно», «не подходи, заклюю», «лети за мной», «пора спать». Но зато – полет. Свобода и счастье. Я высматривала с высоты – зрение у меня обострилось – где растут нужные колдунье травы, грибы, дикие ягоды, и находила для нее лесные ульи. Она посылала туда слуг и они собирали ягоды, травы и мед.

Я не знала сколько прошло времени. Кажется, была зима… потом потеплело и у меня появилось больше работы. Все слуги и ученики работали, не покладая рук: ухаживали за садом и огородом, чистили котлы и сковородки, перебирали крупы, мыли окна и натирали полы. Но Крейтервейс редко бывала довольна – она постоянно бранила их за нерадивость. Гладкие зеркальные полы нужны были для того, чтобы непрошеные гости не смогли пройти в дом – они подскальзывались и падали со страшным грохотом, а на шум обычно выбегали слуги. Вообще, вся эта роскошь – хрустальные люстры, огромные окна, мебель с темно-красной бархатной обивкой – нужна была Крейтервейс для того, чтобы сбить непрошенного гостя с толку. Он входил в ветхий домишко, а попадал в парадный зал, разевал рот, потом падал, не сумев сделать и нескольких шагов. Кроме этого зала и ее личного кабинета-кухни, была еще одна большая кухня – там работали слуги и ученики. Спали они на чердаке. А сама колдунья спала в маленькой каморке без окон, на узкой кровати, укрываясь ветхим дырявым одеялом.

Каждый вечер она купалась в большом котле – он стоял в саду. Для ее омовения слуги собирали дождевую воду, потом кипятили в большой кастрюле сухие лепестки луговых цветов и трав и вливали в котел. Ела колдунья только то, что готовила сама. Но заготовки для блюд позволяла делать ученикам. При лунном свете они перемалывали тщательно перебранное зерно на ручной мельнице, добавляли цветочную пыльцу и родниковую воду, замешивали тесто и пекли тонкие лепешки. Еще они смешивали семь семян: мак, кунжут – черный и белый, заморский шалфей, а с ними тыквенные, подсолнечные, льняные и конопляные семечки, добавляли дикий мед, все перемешивали и подавали колдунье. Она ела это, запивая отваром плодов дикой розы. Каждый день они чистили горки овощей – лук, морковь и репу, рубили капусту и лущили фасоль. А она варила из этого густые супы, добавляя туда целые пучки зелени со своего огорода и лесные грибы. Раньше, как сказали мне слуги, колдунья доверяла готовить все от начала до конца одному ученику. Но он сбежал несколько лет назад, и она до сих пор не нашла ему замену.

Носила Крейтервейс очень старую одежду, потертую, с прорехами. Впрочем, иногда она наряжалась: слуги несли ей бархатное платье, шляпу, украшенную перьями и изящные башмачки с серебряными пряжками. Переодеваясь, она обычно кряхтела, ворчала и кляла придворный этикет. Когда она исчезала из дому надолго, слуги и ученики радовались временной свободе – катались в своих башмаках-скорлупках по зеркальному полу, пели и танцевали.

Внешность ее могла меняться в течение дня несколько раз. Когда она уходила из дому в нарядном платье, то обычно выглядела статной дамой не старше двадцати пяти. А когда колдовала на кухне, то выглядела старухой, уродливой карлицей – с огромным носом, тонкой шеей и длинными руками. Слуги говорили, что ей на самом деле не одна тысяча лет – и живет она так долго благодаря купаниям в дождевой воде, лепешкам на цветочной пыльце, кушанью из семи семян, густым супам по особому рецепту и напиткам из желтых маслянистых ягод и плодов дикой розы. Иногда она уходила из дому в своем «старческом» виде и возвращалась всегда с покупками – капустные головы, связки лука, пучки моркови, чеснока и острого перца.

Все это я могла наблюдать, когда оставалась в доме из-за непогоды – летать было не велено – и я бродила в человеческом облике по дому и саду, томясь и ожидая момента, когда снова можно будет взмыть в небо. В эти дни старуха оставляла еду специально для меня – сухие лепешки с начинкой из горьких трав и родниковую воду.

Однажды колдунья ушла и слуги пригласили меня на небольшой пир. Я ела вместе с ними неведомые кушанья – остатки со стола Крейтервейс. После обеда вместо молодых людей – им всем было от тринадцати до восемнадцати лет – я увидела зверюшек – зайцев, белок и одного енота. А стены дома будто растаяли и сквозь них проступил густой лес. Я испугалась, но слуги сказали, что это из-за еды – что ешь, то и видишь. Я им тоже сейчас кажусь бурундуком. И правда, через несколько часов они опять стали людьми, а лес – домом, вернее, морок сошел и я стала все видеть, как прежде. После этого я пировала с ними еще пару раз. Это было, конечно, озорством и непослушанием, но мне это сходило с рук.

Только двоим слугам было разрешено покидать дом колдуньи – они-то и собирали травы, грибы и ягоды, которые я находила, летая по окрестностям. Они были сироты – убегать им все равно было некуда. А девушка, которой было позволено работать на кухне, сказала мне по секрету, что она – принцесса, младшая дочь в королевской семье. Ее хотели выдать замуж за ужасного старика-герцога, трижды вдовца. И она сама упросила госпожу Крейтервейс взять ее в ученицы. Еще девушка сказала, что ее полностью устраивают честные, деловые, хоть и очень холодные отношения с колдуньей. Всю ее жизнь няньки с ней сюсюкали, подруги ею притворно восхищались, придворные ей льстили, учителя хвалили, воспитатели всячески лебезили – в результате она потеряла связь с реальностью и только здесь узнала себе истинную цену. Колдунья ни к кому не способна испытывать добрые чувства. Правда, ненависти или жалости она не испытывает тоже. Она просто делает то, что ей нужно, а люди для нее – только средство к получению желаемого. Зато все честно. Когда я попросила объяснить, что это значит, то она ответила, что госпожа Крейтервейс – как явление природы. Ты можешь вымокнуть под дождем, простудиться и умереть – дождю это безразлично. Но он польет твой сад —тот заблагоухает и все будет прекрасно, если ты успеешь спрятаться от дождя. Ее можно сравнить с деревом – оно растет само по себе. Ты можешь отдохнуть в его тени, сорвать плоды и утолить ими голод, а можешь с разбегу врезаться в него лбом в темноте и оцарапаться о кору. Но это не значит, что дерево тебя любит или терпеть не может – оно само по себе, все дело в тебе.