Евгения Горац - Конец Сезона Ураганов

Меня поражает эта мысль и мне хочется ее записать, но не на чем. «Первым делом куплю блокнот и набор авторучек, – думаю я. – А вторым – раз уж я могу делать все, что хочу – ноутбук. А третьим?» И вдруг я с удивлением понимаю, что хотел бы пригласить Софию сходить куда-нибудь вечером… Ту самую рыжую женщину, которая бросала камни в гору старых мониторов во дворе кафе на набережной. Она была странно одета: рабочая куртка не сочеталась с высокими стильными сапогами и широкополой шляпой. Похоже, с утра ее туалет дополняло длинное элегантное пальто, но в нем было неудобно бросать камни – оно стесняло движения. Тогда она сменила его на телогрейку, и – дело пошло легче.

Это что же, я уже не стремлюсь во что бы то ни стало вернуться домой? В квартиру номер четырнадцать на Элм стрит в Плинстоуне штата Массачусетс, где я жил после окончания университета? Вот это да! И все дело в этой карточке, которая, по словам девчонки-агента, позволяет мне жить как я хочу? И совесть моя при этом будет чиста – фирма, где я работал последние полгода, не открыла мне все карты. Они ежедневно отправляли меня в ловушку. В их мотивах еще надо разобраться, но беспокойство вызывает другое. Меня, как оказалось, на удивление легко купить. За возможность жить как хочется я, видимо, готов продать… А что продать, собственно? Родни у меня нет. Мила меня наверняка уже забыла… Близких друзей тоже не густо. Фил и другие приятели наверняка подумают, что я куда-то уехал. Кстати, думаю, именно так им ответят в «Исследовательской группе», если они удосужатся туда позвонить. А мой роман… можно восстановить при желании. И даже сделать лучше. После разговора с консультантом Косдью, моя книга мне уже не кажется такой классной. Агент Веттербок сказала, что денег хватит на двадцать лет или даже дольше. Да за это время я напишу десять романов! Ну, по крайней мере, семь или восемь. Ведь я могу делать все, что хочу! Вообще-то надо немного остудить пыл и удостовериться, что все действительно обстоит таким образом.

Из подножия памятника вылезают сначала паренек в ветровке, затем девчонка-агент. Парень проходит мимо нас, насвистывая. Девчонка-агент идет к переходу.

– Вот… очки сняла. Она их, видно, для солидности надевает, – ворчит моя собеседница. – Зачем она вообще работает? Ее семья владеет этими землями уже не одну сотню лет.

Девчонка переходит дорогу – я провожаю взглядом ее худенькую фигурку – и скрывается в маленьком кафе. Ее имя… прямо крутится в голове. Я должен вспомнить, где я его слышал? Веттербок… Веттербок… Оно связано с чем-то тревожным, но чрезвычайно интересным.

– Скажите, – обращаюсь я к женщине, – вот вы здесь родились и прожили всю жизнь. Что нужно делать, чтобы тут остаться? Вернее, что нужно есть, чтобы никуда не перебрасывало?

Когда Якуб проснулся… вернее еще до того, как открыть глаза, он вдохнул сладковатый аромат и сразу вспомнил, что так пахнет растение Mellius еssetа – стебельки тонкие, серебристые, а цветочки – мелкие, оранжевые. Их собирают весной, сушат и складывают в склянку. А потом варят в абрикосовом сиропе и поливают этим сиропом пломбир. А вот другой аромат – это Silva gaudium. Терпкая острая травка. Ее настой добавляют в горячие сливки, готовя соус для фондю с артишоками. Только вливать нужно медленно, растягивая время, пока сливки не закипят, и помешивать осторожно.

А потом Якуб вспомнил все, что произошло вчера, и застонал. Он вскочил и бросился к пруду. Из воды глядело все то же чужое лицо с длинным носом. «Я – чужак в своем городе, – подумал он. – Я – есть, и меня в то же время – нет. Вернее, я есть – для себя самого. Но меня нет для других. Вернее, я есть, но я для них – не я, а кто-то другой. Если я утоплюсь, то для них ничего не изменится. А для меня изменится все. Вернее, я уже никогда ничего не смогу изменить – ни для них, ни для себя… Как сладко пахнет эта Mellius еssetа! Сейчас самое время ее собирать и сушить. Через несколько дней она отцветет».

Якуб отряхнул одежду, пригладил волосы, плеснул в лицо водой из пруда и решительно направился в город. На него оглядывались: дети показывали пальцами, девушки хихикали, женщины ахали и всплескивали руками, мужчины хмурились, старики смотрели с жалостью. Якубу пришлось купить плащ и надвинуть капюшон так, что он закрывал пол-лица. Его странный силуэт и торчащий из-под капюшона длинный нос все равно привлекали внимание горожан, но в плаще он чувствовал себя комфортнее. Правда, он испугался, когда владелец одежной лавки, где был куплен плащ, вдруг погнался за ним, и ускорил шаг. А тот, сообразив, что напугал Якуба, закричал, что хочет предложить ему работу – зазывать покупателей в его магазин. «Ты привлекаешь внимание, коротышка! – прокричал ему вслед владелец лавки. – Мимо тебя невозможно пройти. Пять процентов с каждой покупки! Подумай, не убегай. Ну, хорошо, десять!»

Но Якуб был уже далеко.

Вспомнив, что не ел уже сутки, Якуб купил горячую лепешку, сел на краю Рыночной площади, и, отвернувшись лицом к стене, стал есть, отламывая маленькие кусочки.

За его спиной беседовали двое мужчин:

– … метнул блюдо с верширскими колбасками в за обедом он попробовал суп с красными клецками, скривился и отодвинул тарелку. А раньше так любил этот суп, что готов был есть его дважды в день. Бараньи котлеты пожевал, сказал, что жестковаты, но все-таки съел две штуки. И это при том, что мы подали их с его любимым Майенским соусом. Кстати, запасы соуса кончаются, a как его готовить никто не знает – он почему-то скатывается в комки при нагревании. А вечером, за ужином, его светлость стену.

– Хорошо, что в стену, – заметил другой голос.

– Ну, он метил в младшего повара, но тот увернулся. Его светлость долго орал, что над ним издеваются и подсовывают безвкусные колбаски. Потом кричал дворецкому, что всю кухню надо разогнать и выписать заморских кулинаров.

– Это обойдется дорого и займет много времени. К тому же, нет гарантии, что им удастся его ублажить.

– Что ты думаешь делать?

– В полдень глашатай объявит на Рыночной Площади о конкурсе поваров. О результатах доложим дворецкому.

– Н-да… Найти замену Марвину будет не просто. А что герцогиня?

– Ее светлость пока довольствуется свежей клубникой, посыпанной вафельной крошкой – Марвин наготовил эту крошку впрок. Надо только следить, чтобы она не отсырела. Но герцогиня все мечтает о торте, который Марвин назвал ее именем… тот самый, с сухими вишнями и взбитыми сливками.

– Марвин оставил рецепт?

– Конечно. Дворецкий велел двум кондитерам испечь этот торт в пятницу – это будет день рождения ее светлости. Но кондитеры дрожат от страха, что у них не получится как у Марвина. А страх, как ты знаешь, плохой помощник. Повар, как и любой мастер своего дела, должен быть спокоен и уверен в себе. Я решил дать кондитерам выходной в четверг. Пусть наберутся сил. А в пятницу встанут в пять утра и начнут печь торт…