Марина Ли - Не буди лихо

– Только мне не говори, куда идешь. Вообще никому не говори. И к Васе не езди, там в первую очередь будут искать, если вообще будут. И не звони ей – отследят.

С каждым его словом мне становилось всё страшнее и страшнее. О чём он говорит? Не верилось, что это не шутка. Какой из меня демон? Я и ведьма-то подпольная, а тут ещё такое… И Диметриуш. Как объяснить старинному бабушкиному приятелю, что мужчина в любом случае станет меня искать? В нём, видите ли, проснулось благородство. Он, понимаете ли, собирается спасать меня от кошмаров.

«Господи!! – я схватилась руками за голову. – Кошмары! Даже думать не хочу о том, какую причудливую форму они примут в свете последних событий».

– Дядя Вася, – жалобно заскулила я. – А может, вам показалось, а?

– Не показалось, – сказал, как отрезал. – Всё, Маш, иди. Нет сейчас времени с этим разбираться. Чтоб я тебя до выходных не видел и не слышал. А в субботу у Васи встретимся и устроим консилиум. Подумаем, как жить дальше, и где теперь тебя прятать.

– Господи! – всхлипнула я, не требуя объяснений, ибо и без них было понятно, что случится, если обо мне узнает правительство. Или Империя. Или Охотники.

– Господи!

Где-то в коридорах Техникума прогремел звонок, сообщая о начале очередного урока, и это послужило для меня сигналом. Я вдруг поняла, что мне надо делать и у кого спрятаться.

Подскочила к Василию Ивановичу, обняла его порывисто, шепнув куда-то в плечо, глотая подступившие к горлу слёзы:

– Дядя Вася, спасибо! Я…

– Всё будет хорошо, – он на секунду крепко прижал к своей груди мою голову. – Беги.

И я побежала. Мимо задумчивой и непривычно молчаливой Зоечки, которая сидела с таким видом, словно спала с открытыми глазами. Хотя что я знаю о методах демонов? Возможно, так и было. Возможно, Чапай подстраховался, избавив нас от любопытных ушей. Мимо закрытых дверей. Вниз по лестнице, через холл, на крыльцо, девять ступенек до асфальтовой дорожки и восемнадцать шагов за угол техникума. Туда, где к кирпичной стене был приколочен старенький, но всё ещё работающий таксофон.

Номер, который меня заставили выучить наизусть, едва мне исполнилось шесть лет, я набирала трясущимися руками и всхлипнула то ли от облегчения, то ли от радости, когда в трубке раздалось грубоватое:

– Алё! Говорите!

Я громко шмыгнула носом и пролепетала:

– Стёпа?

Он молчал целую секунду, которая мне показалась вечностью. «А что, если всё изменилось? – успела малодушно испугаться я. – Что, если я ему не нужна, как раньше?»

– Маруська, ты там плачешь, что ли? – растерянно выдохнул он. – Что случилось? Ты где?

Я услышала, как где-то там, далеко, возле Стёпки, завизжали тормоза, хлопнула дверь, остервенело и неожиданно громко, и заголосил сумасшедший ветер, и уже сквозь этот безумный вой до меня долетел Стёпкин голос:

– Не надо, я уже вижу. Стой, где стоишь. Буду через пятнадцать минут. Нет, через одиннадцать. Машка, не уходи никуда, слышишь?

– Да.

– И не реви.

– Я не реву. Я, Стёп…

– И я тебя, – односложно заверил он и отключился, а я повесила трубку и, закрыв глаза, прижалась лбом к шершавой стене.

Буся всегда говорила, что две вещи я, к великому её сожалению, не научусь делать никогда: признавать свои ошибки и просить прощения. И у меня не было ни одной причины, чтобы ей не верить, потому что Василиса Лиходеева, по её же словам, была совершенно такой же. Обидчивой, в чём-то мстительной и злопамятной. С другой стороны, видели ли вы незлопамятную ведьму? Лично я – нет.

Когда мне было четыре года, отец решил, что не сможет дать мне должного воспитания, что будет лучше, если я стану жить без него.

В тот день мне исполнилось десять. Был праздник с друзьями, обязательным тортом и подарками.

Он приехал с букетом поздних астр, декорированных ветками кроваво-красной рябины, и игровой приставкой. Я вцепилась в него руками и ногами и, захлёбываясь от нечеловеческой любви, просила забрать меня с собой. Не потому, что у Буси было плохо – очень! Очень хорошо! – а потому что она не была им.

Он отказался.

Я рыдала до икоты, пока солнце не взошло над Луками. С тех пор я ненавижу рябину. С тех пор я не сказала отцу ни слова.

Спустя неделю после моего восемнадцатилетия я позвонила Стёпке и заявила:

– Всё! Теперь я совершеннолетняя и ты не можешь больше мне приказывать. И в гробу я видела этот ваш филфак. Я хочу в Империю. И в долю хочу, в твою контору. Хочу быть твоей штатной ведьмой.

– Жди, – сказал он. – Буду через девятнадцать минут.

Хорошо, что я не успела начать собирать чемоданы, потому что вместо договора о сотрудничестве я получила три позорных шлепка по заднице и один подзатыльник:

– Чтоб мозжечок на место встал, – так прокомментировал тогда свои действия мой старший брат.

Это было три года назад. Полагаю, не стоит уточнять, что за это время я закончила универ, научилась любить свою работу и… Да. Со Стёпкой я больше не разговаривала.

Поэтому сейчас, стоя за углом техникума, прижимаясь мокрой щекой к кирпичной стене, я дрожала от стыда и страха. Я знала, что виновата. Знала, что он тогда поступил грубовато – чего ещё ждать от солдафона?! – но верно. Сто раз я набирала его номер. На домашнем телефоне, не снимая трубки. Тысячу раз шептала слова извинений в своих мыслях. Миллион упущенных возможностей…

– Я же велел не реветь, – раздалось за моей спиной на три минуты раньше обещанного.

– Я не реву-у-у, – таки проревела я и кинулась брату на шею. – Не реву я, мне просто страшно.

Он обнял меня, немного приподняв над землёй, а затем водрузил на место и строго предупредил:

– Если это из-за мужика, то я сначала оторву ему яйца, а потом так тебе всыплю, что неделю сидеть не сможешь, потому что я не поехал на чертовски важные переговоры, и это…

– Это не из-за мужика, – вспыхнула я. – Это другое.

Внимательный взгляд синих глаз и быстрый кивок.

– Хорошо. Поехали, по дороге расскажешь.

Лет восемь назад Стёпка обосновался на Тринадцатом. Сказал, что работы здесь для наёмника непочатый край, да и вообще, перспективная территория. Открыл своё охранное агентство и за истёкшие годы очень плотно занял эту нишу: демонов-телохранителей в те времена у нашего правительства ещё не было.

– Стёп, а ты как тут так быстро очутился? – вдруг встревожилась я. – У тебя всё в порядке? Ты не прогорел?

– Не прогорел, – рассмеялся он и взял меня за руку, как когда-то в детстве, надёжно и крепко утопив мою ладошку в своей. – Но мне приятно твоё волнение. Идём?

– Идём, – я бросила опасливый взгляд на окна кабинета директора и торопливо посеменила рядом с братом.

Он довёл меня до своего внедорожника, рядом с которым я почувствовала себя песчинкой, маленьким одиноким парашютиком одуванчика в бесконечной пустыне вселенной, каплей воды в мировом океане…