Натали Якобсон - Королева фей Ланнан Ши

Тьма стелилась по земле, словно золотые волосы ночной красавицы, но дыханием сказки сияло все в нем, ее движения разливали легкий шелк вокруг земли, ее глаза были глазами красоты, но никто, никто не видел ее.

Что-то опасное таилось в этой ночи, буйное, мятежное, и неспокойное, как вспыхнувшее ниоткуда пламя, вмиг захватившее все. В дыхании тьмы чувствовалась тревога, сама смерть звала уснуть навеки за один-единственный взгляд, но этот взгляд ослеплял людей.

Словно жуткое чудовище затаилось в покровах темноты, как кинжал, близящийся, чтобы ударить в спину, близилась полночь на золотых часах, ужас воскресал вновь.

Невольный страх вкрадывался в душу, еще ни одна ночь не угнетала сердце так, как этот страх, он пронзал, он шептал, он терзал душу жутким ожиданием чего-то неизвестного и ужасного.

Все вокруг спало, завораживало лишь предчувствие одной беды, опасности, и голос, шепчущий о ней, не умолкал ни на миг, а лишь из минуты в минуту становился все ужаснее и безумнее, он потерял рассудок и боялся лишь одного – своего собственного страха. С каждым ударом полночи, с каждым ее шагом еще более гнетущая тишина воцарялась здесь, в этом обманчивом покое, невозможно было уловить ничего, ни лица, ни сердца приближающегося кошмара, только сердце звало бежать прочь, прочь от своей собственной любви, если она была любовью к самой смерти.

Лишь одно было спокойным в мятежной и бурной ночи, лишь одна алая гвоздика цвела в бледной и окровавленной руке. Кто знал кровь или потерянное счастье окрасило ее в бардовый цвет, ее бархатистые лепестки благоухали смертью, ее аромат разносился запахом страха человеческой души, ее красота сверкала ярче и ослепительнее, чем ночь, но еще прекраснее была ее хозяйка, ради которой этот цветок появился на свет, чтобы стать вечным спутником королевы смерти.

Подобно вырванному из груди сердцу он сиял во тьме, и тьма не могла соединиться с ним. В этой ночи сияла ярче всего одна картина, алая гвоздика в белоснежной руке, по пальцам которой стекали капли крови, как символ вечной мести и красоты, воплотившейся в одном-единственном лице и одном-единственном образе.

Ничего, кроме бархатистой ночи не было ни в дремучем лесу, ни в просторных лугах, ни в аллеях сонных роз, деревья клонились ко сну, но в просторной глубине ночи тьма расступалась перед мраморным дворцом, стоящем в самом сердце колдовской жизни. Ни дуновение колдовства, ни вихрь ночи не ложились на него, но в нем тоже скрывалась тайна и более ужасная, чем тайна леса, ведь это была тайна разбитого сердца.

Как смело он отличался от прелестей тьмы и очарования ночи, в нем пылала жизнь, и не только она. Сама красота украшала его сапфирами своих синих глаз, делая его драгоценной короной сияющей, как чудо волшебства. В нем угадывалось волшебство, каждый миг его жизни на земле был магией очарования, он околдовывал, он звал, он манил, как песня морской девы, но он не был чудом природы, он был гордостью и богатством человека. Только одно слово – красота, могло описать его. Сама ночь, как звездная вуаль, окружала дворец своим густым покровом.

Сияющее множество окон разливалось волшебством в чарующей ночи. Готические статуи и мраморные узоры привлекали и заманивали взгляд. Оттуда не доносился шум, не звучала музыка, не слышался смех. Дворец слился с ночью, отличаясь от нее только одним – своими яркими огнями. Что было в нем, чьей волшебной любви он ожидал, что шептала ему ночь о магии его красоты. Звездная россыпь в эту ночь не блистала над ним, а лишь черные тучи собирались и хмурились в темном небе своей могучей и угрожающей синевой. Ночь не звала проклятия, но сам дворец ожидал его. Как заколдованная сказка он возвышался в долине, но ни слова о нем и его тайнах не угадывалось в его волшебной красоте. Лишь ночная песня любви стала шептанием тихого ветра, но и сам ветер не знал о тайне одинокого сердца повелителя этого края.

Роскошь, блеск, волшебство – это все было далеко не первыми достоинствами дворца. Его хозяин мог быть самым богатым человеком из подобных ему, но он же и был знатен, как никто. Его богатств и достоинств было не счесть. Он владел этими полями, этим лесом, этими великолепными садами роз. Все это принадлежало ему одному, но был ли он счастлив, была ли радость в его сердце. Когда-нибудь, хоть раз в его жизни, блистало ли в его глазах обычное человеческое веселье.

К его услугам было все: золото, музыка, вино и общество прекрасных дам. Кто мог отказаться от роскошной жизни, если бы владел всем этим. Он мог гордиться собой и благодарить судьбу, но этого всего не было в его роскошном дворце, и сегодня любой бы отдал жизнь, чтобы узнать, что происходит там, во владениях прекрасного графа.

Дворец стоял в долине, гордый, прекрасный, величественный и изумительный, он мог очаровать любого, но, что сегодня происходило в нем, его стены не могли плакать, но они плакали вместе с сердцем своего хозяина. В зале не было веселья, шумных балов и маскарадов, и если бы пошло и на то, граф отказался бы прийти даже к самому королю, не только из-за своей гордости и силы, она позволяла ему это, но он знал только одну-единственную королеву во всем мире.

Далеко в прошлом остались прежние безмятежные дни молодости и жизни, но, хотя юность еще не ушла, но тень проклятия уже ложилась на всю эту светлую красоту, предвещая бурю и ненастье.

Какими-то мрачными и угрюмыми казались сияющие, огромные окна, тень мрака прокралась в них. Тени скользили по гладким стенам и готическим узорам на мраморе, смерть прокрадывалась сюда.

Все стихло, словно в ожидании кошмара.

Цветы затрепетали в своем тихом сне, птицы с шумом спорхнули с ветвей раскидистых деревьев и улетели, унеслись в чащу леса. Полночь спустилась над головой алой гвоздики, она ждала свою королеву, и вечное, неумолимое и ужасное проклятие для прекрасного дворца, от него было не скрыться, не спрятаться, как и от последней и губящей любви, но она уже горела в сердце, и она была вечной мечтой и вечным, неумолимым заклятием.

Во дворец не проникал покой ночи. Огромную, длинную залу наполнял яркий и теплый свет. Зеркальный паркет отражал в себе скользящие тени, и с расписанного картинами высокого полка свисали огромные хрустальные люстры, разгонявшие мрак. Множество свечей сияло в позолоченных канделябрах, украшенных лицами золотых амуров и богинь.

Народ толпился в роскошной зале, но она все равно оставалась просторной и пустой, в ней не было жизни, лишь печальное ожидание чего-то необычного и даже сверхъестественного.

Разодетые гости казались роскошной частью залы, пышные, разноцветные платья дам, из атласа и шелка, украшения из драгоценных камней, бриллиантовые диадемы и подвески сияли и переливались в свете свечей. Кавалеры не уступали дамам в элегантности и грации, в красоте дорогой одежды, в позолоченных эфесах шпаг. Однако и тени радости не светилось в лицах гостей, в зале царило выжидающее молчание, никто не смел произнести ни слова.