Анастастия Енодина - Чужая игра

Лайгон оказался выброшенным из портала на мягкую траву неподалёку от озера. Он легко устоял на ногах и порадовался тому, как хорошо получилось, что он попал не во дворец. В следующую секунду пришло удивление. Настраиваясь на Феронда, маг ожидал попасть к нему, полагая, что застанет его где-нибудь в кругу друзей или в толпе народа. Даже в портал заходил с накинутым на голову капюшоном, чтобы не быть сразу замеченным. Но вместо этого оказался в поле, да ещё ночью, да ещё и в одиночестве. Сердце тревожно и болезненно сжалось. Он почему-то подумал, что Феронд мог умереть, а пепел его могли развеять по этому самому полю, отчего портал и выбросил мага именно сюда. Эта мысль оказалась страшней, чем Лайгон мог себе представить. Оказалось, он любит брата и боится узнать, что тот мёртв. Это было неприятным открытием для мага. Он постарался успокоить колотящееся сердце и унять охватившие его эмоции. Портал мог перекинуть его не прямо к Феронду, а рядом с ним. Стоило проверить свои догадки, а потом уже паниковать и оплакивать. Так: оплакивать? Лайгон помотал головой. Глупости какие. Даже если и умер его брат — от этого ничего не менялось. Или менялось? Маг выругался, заставляя себя прекратить думать и отправиться либо на поиски Феронда, либо во дворец для выяснения судьбы Феронда.

Наметив столь нехитрый план действий, маг направился к озеру. Хотелось умыться, чтобы привести себя в чувства. Возвращение в Валинкар дурно влияло на него. Он ощутил себя лишним и чужим здесь, каким и был всегда на этой планете. К тому же было непривычно присутствие ореливия в окружении. Подлый металл потихоньку высасывал силы, словно назойливый комар.

Маг шёл быстрыми шагами, пока не заметил силуэт сидящего валинкарца. Феронд. Эту спину Лайгон узнал бы из тысячи, несмотря на то, что мужчина понуро опустил плечи и сгорбился, а его волосы, спадающие на плечи, казались давно не мытыми и спутанными. И всё же это был Феронд. Маг замер и довольно долго стоял в нерешительности. Его раздражало чувство облегчения от того, что он увидел брата, словно ему и правда было небезразлично, жив он или нет.

Уговорив себя, что ореливий в одиночку ему искать будет и правда тяжеловато, он направился к Феронду, стараясь идти тихо, чтобы подойти незамеченным поближе и убедиться, что это действительно его брат.

— Любуешься ночным небом? — спросил маг, стараясь не выдать голосом волнения.

Феронд обернулся на знакомый и почти забытый голос. Неверие и удивление в карих глазах быстро сменилось замешательством. Он смотрел на брата, которого так давно не видел и который выглядел гораздо лучше, чем в последнюю их встречу. Маг бы не мог сказать то же самое про Феронда. Он смотрел на него с удивлением: столь неухоженным маг его никогда не видел. Оба не знали, что говорить. Каждый боялся быть непонятым и отвергнутым и потому молчал.

— Лайгон… — пробормотал Феронд, которому удалось первым превозмочь смятение. — Ты… вернулся домой?

Магу послышалось, или в голосе промелькнула надежда? Глупости какие лезли в голову после перемещения в этот мир!

— Нет, — ответил Лайгон как можно спокойнее. — Валинкар — не мой дом. И я ненадолго здесь… — он ненадолго замолк, а потом прямо и без прелюдий сообщил: — Мне нужна твоя помощь.

— Конечно, я помогу… — с готовностью отозвался Феронд, и маг с подозрением глянул на него, но ничего не сказал.

Не понравилось ему, что на его просьбу отозвались так просто, даже не вызнав подробностей. Да и вообще брат выглядел странно, и Лайгон даже подумывал, как потактичнее спросить, как ему удалось довести себя до такого запущенного состояния. Но разрушать атмосферу доброжелательности издёвками пока не хотелось.

— Я… рад, что с тобой всё хорошо, — признался Феронд, решив всё-таки обозначить своё отношение к визиту мага.

— Ну а с тобой что? — спросил Лайгон, присев рядом и кивнув на брата.

Мятая одежда не первой свежести, засаленные волосы ниже плеч, заросшее щетиной лицо и встревоженные глаза. При взгляде на него было трудно поверить в искренность слов «я рад» и в то, что этот валинкарец может ещё чему-то радоваться, и, тем не менее, Лайгон знал, что Феронд не лгал.

— Что со мной… — пробормотал себе под нос мужчина. — Если скажу — не поверишь.

— А ты попробуй, — предложил Лайгон. — Не попробуешь — не узнаешь.

Феронд поколебался и решил сформулировать кратко, чтобы проверить, какая будет реакция у собеседника.

— Я волновался за тебя, — признался он.

— За меня? — опешил от такой прямоты маг. — Ты ничего не путаешь? Мой вечно неотразимый брат с виду превратился в оборванного бродягу. И это от того, что ты переживал за меня ? — он смотрел в честные карие глаза и ещё больше запутывался.

— Я же предупреждал, что не поверишь, — усмехнулся Феронд своей привычной несимметричной усмешкой, которая получилась какой-то совершенно тоскливой.

— Да нет, я верю, — ответил Лайгон растерянно, потому что брат действительно говорил правду, но правда эта всё равно была какая-то в голове не укладывающаяся. — Ты хотел сказать, наверно… — он призадумался и переспросил: — Ты боялся, что я вернусь и разнесу здесь всё?

— Нет, — ответил мужчина. — Скорее наоборот: я боялся, что ты не вернёшься.

Маг снова опешил, даже не скрывая этого и немного помолчал, осмысляя, но быстро пришёл к выводу, что и осмыслять-то тут нечего: Феронд говорил честно, но какие-то глупости.

— Наверно, ты совсем ни с кем не разговаривал последнее время, — беззлобно усмехнулся Лайгон и пожаловался: — Тебя очень сложно понять.

Феронд посмотрел в зелёные глаза. Маг нервничал и тщательно скрывал это. Но Феронд всё равно не заметил бы переживаний брата — у него хватало своих, с которыми он едва справлялся. Он так давно не видел Лайгона таким: мирным, доброжелательным, сидящим рядом с собой и по-доброму усмехающимся. Казалось, что это не тот изгнанный маг, что убил Гринора и пытался поработить какой-то далёкий мир. Это был словно тот маг, с которым Феронд просидел три месяца в плену у недлов и который был его лучшим другом. Мужчине очень бы хотелось ничего не рассказывать, выяснить, что нужно брату, помочь ему и отпустить. Что он уйдёт теперь уже навсегда, Феронд чувствовал интуитивно. Ему стоило огромного усилия уговорить себя, что можно оставить всё так, как есть. Пусть Лайгон считает его отвратительное поведение ошибками молодости. Тем более, казалось, что Лайгон давно простил его. Но на всякий случай Феронд спросил:

— Ты… презираешь меня?

— А ты меня? — усмехнувшись, спросил Лайгон, и сам ответил на оба вопроса: — Знаешь, наверно, когда находишь счастье, становится неважным, что было на пути к нему. Я ни о чём не сожалею, и никого ни в чём не виню.