Грегуар Шамаю - Теория дрона

Это не эпистемический провал, а, напротив, прагматический успех.

Чтобы получить опыт острого ощущения дистанционного присутствия, субъект должен успешно перевести на задний план инструментальное опосредование, но не только в своем сознании, но и в своем собственном локальном присутствии, а также на уровне всех чувственных раздражителей, которые воздействуют на него в его непосредственной среде (кресло, которое врезается в его спину, раздающиеся вокруг него звуки и т. д.).

Лумис пишет: «Когда стимуляции недостаточно для поддержания “дистанционного присутствия” (осознания себя где-то еще), наблюдатель переживает “второстепенное осознание” удаления или симулированной среды… Примером чего является разговор с кем-то по телефону, когда у нас одновременно есть вспомогательное осознание того, что мы находимся в одном месте и общаемся посредством определенного устройства, и фокальное осознание лица на другом конце линии». Ibid. Р. 117.

Это переведение на задний план является трудной работой, которая требует существенных усилий.

Эта проблема преследует специалистов по эргономике, работающих над интерфейсами, и психологов, изучающих работу операторов дистанционного управления, чтобы понять, как поддерживать фокальное внимание после многих часов наблюдения или, как они сами выражаются, как облегчить и поддерживать «ситуационное сознание» операторов дистанционного управления, которое всегда находится под угрозой: оно подразумевает концентрацию на одной среде, хотя воспринимаются одновременно две; это вопрос внимания и ментальной фокусировки. В случае с кубом Неккера вам не требуется воспринимать одновременно два образа.

Когда вы воспринимаете один, другой исчезает. В данном случае существует строгая альтернатива: один образ стирает другой. Переключение точки зрения является полным. Хотя в случае оператора дистанционного управления имеет место переключение между фокальным и вспомогательным сознанием, проблема в том, что одно продолжает безотчетно создавать помехи для другого, являясь непосредственной рамкой, в которую оно вписано. Его требуется отделить, выбрать и постараться забыть о другом, которое при всем при этом остается здесь и не полностью стерто.

Для операторов проблема не в том, что, столкнувшись с чем-то вроде совершенной иллюзии дистанционного присутствия, они больше не будут знать, где находятся, что реально, а что, возможно, нет. Напротив, столкнувшись с наложенными друг на друга видами опыта одновременно близости и удаленности, они испытывают проблему с тем, чтобы последовательным образом соединить горизонты опыта этой пестрой реальности.

Они не принимают одну реальность за другую, но воспринимают их одновременно. Это не столько их смешение, сколько обрамление, частичное наложение или проблематичное сочленение. Их опыт состоит не в том, что они застревают в определенном присутствии, а скорее в наличии двух присутствий, наложенных друг на друга. Об онтологической и феноменологической дискуссии о дистанционном присутствии см. также: Luciano Floridi, “The Philosophy of Presence: From Epistemic Failure to Successful Observation”, Presence: Teleoperators and Virtual Environments 14, no. 6 (2005): 546-57.

308 Dave Lara, цитируется no: Colonel Hernando J. Ortega Jr., “Combat Stress in Remotely Piloted/Unmanned Aircraft System Operations”, лекция, прочитанная в январе 2012 года в Брукингском институте совместно с Питером В. Сингером, запись доступна по ссылке: www.brookings.edu/events/2012/02/03-military-medical-issues

309 Martin. Op. cit. P. 85.

310 Blake Morlock, “Pilot Is in Tucson; His Aircraft’s over Iraq Battlefield”, Tucson Citizen, August 30, 2007.

311 Форум военного сообщества на сайте: www.militarytimes.com, “Thread: UAV Operators Suffer War Stress”, May 2011.

312 Война является «официальной отменой цивилизованных стандартов», во время которой не просто поощряют, а принуждают усваивать формы поведения, которые при других обстоятельствах вызвали бы отторжение по эстетическим и нравственным соображениям, поэтому солдаты «проходят через существенное изменение своих установок и стандартов поведения… Их прежние стандарты нравственности, чистоты, а также эстетическое чувство и отношение к ближнему подвергаются существенному изменению». Они живут в соответствии с двойными стандартами. Ernest Jones, “War Shock and Freud’s Theory of the Neurosis”, цитируется no: Psycho-Analysis and the War Neuroses, ed. Ernest Jones (London: International Psycho-Analytical Library Press, 1921), p. 48.

313 John Keegan, The Illustrated Face of Battle, New York, Viking, 1989, p. 284.

314 Nicola Abe, “Dreams in Infrared: The Woes of an American Drone Operator”, Spiegel Online, December 14, 2012.

315 Bumiller, “A Day Job”.

316 Ortega, “Combat Stress”.

317 Ibid.

318 Simone Weil, La Pesanteur et la grace, Plon, Paris, 1948, p. 139.

319 Ibid.

Ill. Некроэтика Неприкосновенность комбатанта

Воздушная война в Сербии дала авиаторам возможность заглянуть в будущее.

Рапорт американских ВВС 320

«No body bags» [26], «фобия потерь», «отвращение к риску»… все эти выражения, наводнившие американскую прессу в конце девяностых, выражали одну и ту же идею постепенного подчинения военной силы политическому императиву сохранения жизней собственных солдат. Особенностью современного империалистического насилия является не столько асимметрия сил и вытекающее из нее неравномерное распределение уязвимости – это черта всех «small wars» [27], хорошо известных из истории, – сколько тип формирующихся норм, которые призваны регулировать принципы их ведения западными «демократическими» державами. Если в них есть что-то новое, то оно заключается именно в этом: практическая квазинеуязвимость господствующей стороны в конце XX века была возведена в ранг господствующей этико-политической нормы.

Осознание этого феномена, вне всякого сомнения, произошло во время натовского вторжения в Косово в 1999 году. Как объяснял впоследствии генерал Уэсли Кларк, командующий операцией «Allied Force» [28], главной заботой стратегов было «не потерять машины, минимизировать потери воздушных машин»: «Я руководствовался более важным политико-экономическим мотивом. Если мы хотим, чтобы наша кампания могла продолжаться сколь угодно долго, мы должны защищать свой воздушный флот. Ничто не вредит нам в глазах общества больше, чем сообщения в газетах вроде “НАТО теряет по десять самолетов в день”» 321. Восемнадцать убитых может быть достаточно для того, чтобы проиграть войну: таков урок Могадишо, когда синдром «Black Hawk Down» воскресил призрак Вьетнама в памяти администрации Клинтона. Она опасалась, что потери, даже самые минимальные по сравнению с масштабом применения вооруженных сил, будут иметь неподъемную политическую цену, с учетом их предполагаемого воздействия на «общественное мнение».

Именно этого необходимо избежать любой ценой. Поэтому пилотам запрещалось снижаться на высоту менее пятнадцати тысяч футов (примерно пять тысяч метров), расстояние безопасности, соблюдая которое, они находились вне зоны досягаемости вражеских систем ПВО, становясь практически неуязвимыми. Вильям Коэн, министр обороны при Билле Клинтоне, объявил после окончания операции: «Главный урок операции “Allied Force” заключается в том, что безопасность наших войск должна стать нашей первостепенной заботой» 322. И действительно, натовские аппараты совершили 38 004 боевых вылета за семьдесят восемь дней, не потеряв ни одного члена экипажа 323. Им действительно удалось изобрести войну без потерь в своем лагере.