Грегуар Шамаю - Теория дрона

В подобных рассуждениях привычный смысл слов настолько вывернут наизнанку, что те, кто с ними выступает, даже не замечают странности своих формулировок. Как можно утверждать, что эти «unmanned» боевые машины, на борту которых больше нет людей, могут быть более «гуманным способом» отнять жизнь? Как можно называть «гуманитарными» процедуры, направленные на уничтожение человеческих жизней? Если гуманитарные действия по определению направлены на заботу о человеческих жизнях в опасности, то сложно понять, каким образом смертельное оружие может соответствовать этому принципу.

Эвери Пло, профессор политических наук в Университете Массачусетса, предлагает свой ответ: «Дроны спасают жизни, жизни американцев и других людей» 341. Для тех, кто удивленно спросит, как можно говорить, что орудие убийства спасает жизни, необходимо понять весьма изощренную логику, которая дает возможность озвучить подобный тезис.

Понятно, что, избавляя американские жизни от риска на поле боя, дрон их сохраняет. Куда менее понятно, каким образом он одновременно «мог бы спасти» какие-либо жизни помимо этих. Мы сейчас это поймем, но начнем с первого пункта этой аргументации.

Во-первых, дроны спасают «наши» жизни. И в этом смысле, как нам объясняют, они являются «моральными». Этот тезис в конце девяностых был в общем виде изложен в одном журнале в довольно эффектной и едва ли не рекламной подаче между двумя фотографиями дронов, светлым шрифтом на лазурном фоне: «Nobody dies, except the enemy» [30] -342. В соответствии с этой концепцией военной морали, нести смерть, подвергая свою жизнь опасности, – плохо; отнимать жизни, никогда не рискуя своей, – хорошо. Первый принцип некроэтики дрона парадоксальным образом виталистичен. Следуя той же самой логике, дрон в первом смысле может быть определен как «гуманное» оружие: его гуманитарный императив заключается в спасении чьих-то жизней. Дрон же спасает наши. Следовательно, дрон – оружие гуманное. Что и требовалось доказать.

Главного глашатая идеи о дроне как высокоморальном оружии зовут Брэдли Джей Строузер. Две опубликованные им статьи по данному вопросу позволили ему получить пост профессора философии в американской военной школе 343. The Guardian видит в этом знак: американское военное учреждение убедилось в том, что «вопросы, связанные с дронами и военной этикой, в самое ближайшее время станут предметом все более ожесточенных споров» 344. Комментирует Строузер: «Школа хотела сказать свое слово в этой полемике, поэтому они взяли на работу меня…

Я хотел стать философом, что и произошло. Мне крупно повезло» 345.

Он считает, что дрон является не просто оружием, допустимым с моральной точки зрения, но и «морально необходимым» 346. Если вы хотите убивать в соответствии с законами нравственности, то вы должны использовать дрон. Его довод основывается на том, что он называет «принципом необязательного риска» 347(по-английски PUR, аббревиатура от Principle of Unnecessary Risk), в соответствии с которым «недопустимо приказывать кому-то брать на себя необязательный смертельный риск» 348.

Он рассуждает следующим образом: «Наш долг состоит в сохранении наибольшего количества исполнителей, вовлеченных в обоснованное действие, в той степени, в которой подобная защита не влияет на способность этого исполнителя поступать правильно. Беспилотные устройства обеспечивают подобную защиту. Поэтому нашей обязанностью является использование подобных систем вооружений, если будет доказано, что их применение не снижает существенным образом оперативную эффективность участника боевых действий» 349.

Здесь мы обнаруживаем принцип витального самосохранения, но на этот раз он использован в негативном смысле: только в том случае, если возможно заменить боевые самолеты дронами и это не приведет к «значительному снижению способности » 350, имеется моральное обязательство. Подобное условие означает признание того, что «повышенная защита бойца, участвующего в справедливой войне, при помощи дрона не должна достигаться за счет повышенного риска для нонком-батантов» 351. Другими словами, в отличие от Кашера и Ядлина, Строузер подчиняет принцип сохранения своих комбатантов если не принципу минимизации риска для нонкомбатантов, то по крайней мере принципу не увеличения этих рисков по сравнению с предшествующими системами вооружения.

Если же, напротив, окажется, что это оружие делает «нас» «неспособными неукоснительно следовать принципам jus in bello в смысле избирательности и пропорциональности, тогда дроны использоваться не должны» 352. Но Строузер убежден в обратном, потому что в рекламном проспекте израильского продавца оружия утверждается, что подобная технология «повышает способность пилота к избирательности»: «Что самое прекрасное… картинка становится все более четкой по мере того, как ракета приближается к цели… По этой причине намного проще проводить различие между легитимными и нелегитимными мишенями» 353.

В этом смысле мораль дронов всего лишь перекладывает на новый лад старые рассуждения о «точечных ударах».

Эта извечная мечта военных, как им представляется, наконец-то стала реальностью. Поэтому кажется, что преодолено противоречие, которое делало войну в Косово аморальной с точки зрения теоретиков справедливой войны. Потому что она была бы «совершенно оправданной», заметил тогда Уолцер, если бы армия использовала «технологии, которые якобы исключают риск для собственных солдат… если бы те же самые технологии не представляли риска для мирного населения по другую сторону» 354. В это время уже были известны заявленные характеристики «smart bombs» – которые, добавляет Уолцер, «по крайней мере на данный момент существенно преувеличены» 355.

Но в таком случае возникает еще один вопрос: что будет, если вместе с прогрессом техники и появлением нового оружия, которое совместит удаленность и точность, подобная трудность будет преодолена на материальном уровне? Если гипотеза о сохранении жизни солдат национальной армии без риска для нонкомбатантов из другого лагеря подтвердится, то противоречие исчезнет. Неприкосновенности первых будет гармоничным образом соответствовать безопасность вторых. Именно на это сегодня претендуют сторонники дронов. Как они уверяют, удаление оператора не повлечет за собой снижения оперативной точности, трудность будет устранена де-факто. Рассуждающие подобным образом уверены, что им совершенно не требуется в теории поддерживать Кашера и Ядлина, ставящих принцип неприкосновенности нонкомбатантов ниже принципа сохранения жизней солдат национальной армии: если признать, что проблема решена на практике, то этого больше не потребуется в теории.