Вадим Чирков - Зажги звезду. Рассказы о красных следопытах

В ту ночь разгорелся за селом жаркий бой. Небо полыхало на той стороне так, что в комнате было светло, как днем. Я видела своих детей, дрожащих от страха.

В ту ночь упал снег на цветы.

Только за полночь утихли взрывы. Вернулись в дом «постояльцы» — дюжина немецких солдат. Протопали в каса маре, и скоро мы услышали их храп. Вдруг раздался стук в дверь.

— Василий, — сказала я старшему сыну, — открой.

— Мне страшно, мама.

Я зажгла лампу и вышла в сени.

— Откройте! — звал меня чей-то голос из-за двери.

Я открыл^ дверь. Передо мной, прислонившись к стене, стоял человек.

— Кто ты?

— Я русский солдат.

И прошел мимо меня в комнату, где спали дети. Сел на лаицу. Тяжело привалился к стене. Закрыл глаза. Я затворила дверь, поставила на стол лампу.

— Чей здесь фронт? — спросил он, так и не открывая глаз.

— Немецкий.

Я увидела, как вздрогнули веки солдата. Он вдруг схватился за голову, застонал и заговорил будто сам с собой. Я поняла, что он ранен, что заблудился и вместо своих окопов попал в мой дом. Я разглядывала его. Худенький, светловолосый, с голубыми глазами… Он вдруг выпрямился.

— Тетя, дай мне воды… с вином…

Я покачала головой: «Нету вина, немцы выпили».

— Тогда воды, воды дай…

Он попытался встать, и только тут я услышала, как что-то захлюпало в его сапогах. Я посмотрела на пол и увидела, что он залит кровью. Бросилась помочь, но он, как в бреду, все просил воды, вина… И не хотел ложиться. Он был ранен в живот. Пуля вошла спереди — ниже пояса была маленькая кровоточащая дырка. А спина… На спине зияла большая рваная рана, из которой лилась и лилась кровь. Как могла, я перевязала его. И это было все, что можно было сделать.

Всю ночь мы сидели на лаице. Солдат не мог лежать на спине, и на животе ему было больно. Временами он терял сознание и звал брата Алешу, жену Аннушку, отца… Потом открывал глаза. Приходил в чувство Я рассказывал о себе. Ему в этом году исполнилось двадцать два, его зовут Сергеем, фамилия — Гречка. Я запомнила каждое слово, что он сказал мне в ту страшную ночь.

Утром в комнату вошли немцы. Они увидели раненого солдата и подступили к нему.

— Кто ты? Как попал сюда? Как перешел линию фронта?

Но Сергей был без сознания. Тогда двое взяли его под руки и вытащили из дома, заставляя идти. Они, наверно, хотели показать его своему командованию и допросить. Но Сергей не мог двигаться, и фашисты бросили его у калитки в снег.

Налетели самолеты, снова начался бой, и солдаты убежали. Я с трудом втащила обессиленное тело в комнату, уложила на лаицу.

На другой день, когда вернулось солнце, Сергей почувствовал себя лучше и попросил помочь ему выйти. Он долго стоял у плетня и смотрел, как тает снег, как идет весна. Прислушивался к далеким выстрелам. Ждал, что они приблизятся. А потом ему снова стало хуже.

Опять он звал в бреду своего брата и жену, говорил мне: «Почему ты не позовешь их?» Но я только подносила к его потрескавшимся губам кружку с водой, хотя знала, что нельзя этого делать.

Тяжело вспоминать…

Сергей умирал. Я сидела рядом с ним. Его голова лежала на моих коленях, он вскидывал руки, задыхался, просил пить, звал кого-то…

— Копилул меу, — только и могла говорить я ему, — ребенок мой…

Пришли после боя немцы — усталые, разгоряченные, злые. Они ввалились в комнату, где лежал Сергей, обступили его. У меня остановилось сердце — так я испугалась. Но странно, немцы не трогали солдата. Они стояли над ним не двигаясь, даже замерев. Наверно, в муках его увидели свои муки, в смерти его — свою смерть. Кто знает, думали, наверно, как будут умирать они — может, лежать им в поле и кружить воронью над их головой…

Сергей умер на третью ночь. Я закрыла ему глаза, сложила руки на груди. Мой сын Василий и еще двое парней — Федя Рабей и Саша Горя, который погиб потом на фронте, похоронили его в саду. В ногах Сергея мы посадили сливу.

Когда она отцветает, роняя белые хлопья на могилу, или созревают плоды, внуки мои говорят: «Идемте к сливе Сергея»…

Мартовский день, ярко светит солнце, бегут по дорожкам навстречу мне звонкие ручьи. Снова я в Корнеттах. С шиферной крыши дома свисают сосульки — целый ряд длинных и острых сосулек. Это скалит зубы зима, надеясь напугать солнце и заставить спрятаться за тучи. Но где там! Солнце, смеясь, обламывает одну за другой сосульки — зима все беззубее…

Возле новой школы стоит памятник павшим: солдат в длинной шинели. Хороший пост, думаю я, — у школы. Никогда не позволит больше солдат сорвать уроки бомбам и снарядам…

Те красные следопыты, которые привели меня когда-то к тете Вецике, выросли, работают, у них уже свои дети, которые учатся в школе и тоже стали красными следопытами.

Один из красных следопытов — Сережа Кумпатэ, внук тети Вецики, названный Сережей в память о русском солдате.

Тетя Вецике недавно умерла. Могилу Сергея Гречки она завещала хранить следопытам села Корнешты.

Следопыты шестидесятых годов решили разыскать родственников Сергея Гречки и послали письмо с рассказом о нем в украинскую республиканскую газету. Письмо было опубликовано, и в школу стали приходить письма, десятки писем.

«У меня был брат Сергей Гречка, — говорилось в одном. — Но наше отчество Иванович, а не Петрович, и жену его звали не Аннушка, а Галина. Расспросите, пожалуйста, Елизавету Васильевну еще раз: может, он звал перед смертью Галину?»

«Дорогие красные следопыты! Мы не знаем, где похоронен наш сын Сергей Сергеевич Гречка. Но был он светловолосый и голубоглазый. Жены у Сергея не было, и брата тоже, а была девушка Нина, которой писал он письма. А что, если это все же он похоронен в вашем селе? Но даже если и не он, посадите на могиле цветы, семена которых мы вам высылаем. Они растут у нашего дома… Надеемся побывать в Корнештах и низко поклониться могиле Сережи и Елизавете Васильевне, второй его матери. Низкий поклон и вам, ребята, за вашу благодарность павшим на поле боя, за ваше сочувствие живым, перенесшим боль утраты в тяжелые и страшные годы войны…»

Как-то приехали в Молдавию женщины из Москвы, женщины, матери бойцов, погибших за освобождение нашей республики. Они прослышали о Елизавете Васильевне Мартя из села Корнешты и решили навестить ее. Тетя Вецика встречала гостей у калитки.

Как родные обнимали женщины друг друга, незнакомые, они встретились как сестры, одинаково потерявшие в войну сыновей.

Матери долго стояли под сливой у могилы Сергея, над которой поднималась теперь небольшая бетонная пирамида с красной звездой. Слива осыпала цвет, лепестки лфкились на землю, покрывая ее белым. Над деревом гудел пчелиный хор. Женщины не сводили глаз с могилы, и головы их чуть покачивались, словно они напевали одну на всех печальную песню — песню матери, потерявшей сына.