Константин Плужников - Забытые страницы русского романса

Что же касается романса Аренского, то он очень традиционен, и петь его надо, ставя задачу овладения приметами бытового романсового стиля.

По диапазону этот романс теноровый ( ми-бемоль 1— ля-бемоль 2), хотя и без использования крайних звуков этого голоса, обычен аккомпанемент: арпеджированный в основной теме (форма романса — «ложное» Rondo), аккордовый — в эпизодах, то есть ничего кроме поддержки партия фортепиано не выражает. И, как это характерно для Аренского, кратчайшее (в 1½ такта) вступление и заключение.

И все же, если вы решились разучить это произведение, то найдете в нем немало интересного. Вдумайтесь в начало, ведь именно звуки музыки разбудили в поэте целую гамму переживаний:

В соч. 60 пять из восьми романсов посвящены замечательной певице Е. И. Збруевой. В цитированном выше письме Собинова говорится, что он встретился с Аренским у Збруевой, отдыхавшей в Кисловодске со своей семьей. Композитор был с ней знаком еще как с ученицей Е. А. Лавровской по Московской консерватории, аккомпанировал им обеим в концертах. Возможно, эти пять романсов (все на стихи Фета) были написаны тоже летом 1902 года.

Збруева обладала редким голосом — контральто очень широкого диапазона. Разумеется, Аренский учитывал особенности ее голоса, и мы их можем представить по этим романсам.

«Вчера увенчана душистыми цветами» (соч. 60, № 4). Темп вальса придает этому романсу привольно-ласковый характер. Думаю, что только голос певицы, страстный, густой, мог обогатить живыми красками мелодию. Сказанное можно отнести к каждому из следующих романсов: «Нет, даже и тогда», «Страницы милые», «Сад весь в цвету» (соч. 60, № 5, 6, 7).

Из названных выделяется своим радостно-взволнованным характером «Сад весь в цвету». Не случайно его сравнивают по эмоциональному состоянию с такими шедеврами, как «День ли царит» Чайковского, «Весенние воды» Рахманинова (в нем можно слышать и банальное эхо этих романсов).

Безусловно хорош последний романс соч. 60 «Одна звезда над нами дышит». Он разнообразен по выразительным средствам: в первом и последнем разделах мелодия голоса в унисон дублируется в партии фортепиано, что усиливает ее эмоциональное напряжение, богаче гармония, выполняющая здесь содержательную функцию, а не только поддержки голоса — смены «холодных» аккордов рисуют звездное мерцание.

Но не обошлось и без арпеджированных «потоков»: в среднем разделе с их помощью передается волнение звезды, говорящей с поэтом.

Таким образом, можно прийти к выводу, что ни Собинов, ни Збруева, признанные корифеи оперного исполнительства, не вдохновили Аренского на что-либо сверхновое, оригинальное и он в каждом романсе повторял привычный «набор» выразительных средств салонного романса. Можно надеяться, что в исполнении замечательных певцов эти сочинения несколько «отрывались» от авторского оригинала.

Остановлюсь теперь на соч. 70, состоящем из пяти романсов на слова Т. Щепкиной-Куперник. Между ними много общего: они — о чаяниях обычного человека, любящего, мечтающего о счастье, но чувства и желания его — в пределах родного очага, даже тогда, когда он поет о красотах Италии. Это романсы, предназначенные не столько для концертного исполнения, сколько для наполнения художественным смыслом жизни тонко и требовательно чувствующего человека. Соответственно — неброские, но теплые, искренние мелодии, удобный для домашнего музицирования аккомпанемент. По отношению к этим романсам справедливы слова, сказанные о творчестве Аренского М. Ф. Гнесиным: «...милое у него действительно мило, а не только желает казаться таковым... Красивые и свежие гармонии, изящные и изящно изложенные мысли, искреннее повествование о своем несильном, но поэтичном упоении любовью и природой и нежные элегии — все это достаточно своеобразно у Аренского».

Первый романс соч. 70 — «Счастье». Он — об ожидании встречи, нетерпеливом гадании на лепестках сирени и счастье встречи с любимым. Написан романс бережным штрихом: скромная фактура аккомпанемента строится на выразительных сменах гармонии — они как меняющиеся блики заходящего солнца. Есть в этом романсе и мелодраматический эффект (в духе оперных): в тактах 25—30 реплики «ты здесь... о, счастье!» надо исполнять с чувством меры.

Следующий романс — «Осень» (соч. 70, № 2) — жемчужина среди русских вокальных элегий, форма его совершенна. Удивительным образом композитору удалась первая музыкальная фраза — «В осенний грустный день...» — почти речевая, но вскрывающая саму музыку чувствований поэта. Затем эта фраза повторяется на различных высотных уровнях, слегка варьируясь, и каждое ее возвращение — как прикосновение к чему-то трогательному и бесконечно дорогому. Вместе с тем, мелодическое движение от начала до конца идет как бы на одном дыхании, каждая фраза вырастает из предыдущей. Этому способствуют и ритмическое остинато аккордов в аккомпанементе, и короткие паузы между фразами — необходимые для дыхания, они должны быть незаметными. Правда, при переходе ко второй части (т. 17) две ферматы могут затормозить непрерывность движения — от исполнителя зависит сделать их «говорящими». В 18-м такте меняется фактура аккомпанемента (на непрерывное движение триолей), что усиливает эффект незначительной смены темпа (Poco più mosso), и голос должен здесь окраситься волнением:

И когда при возвращении tempo I (т. 31) в неизмененном виде, лишь на кварту выше, прозвучит знакомый мотив — «В осенний грустный день», он воспринимается как нахлынувшее вдруг прозрение: счастье ушло безвозвратно...

Как видим, Аренский предстает здесь певцом вечных вопросов, решаемых всеми, кому «ничто человеческое не чуждо».

Что дает нам это сочинение помимо ярких эстетических чувств? На первоначальном этапе обучения оно приучает будущего певца к экономному и равномерному распределению дыхания, к ровности вокального интонирования, логике фразировки, что является в сумме залогом профессионального развития. Задачей певца становится не бессмысленное извлечение никому не нужных звуков, а вокал как суть и средство воплощения содержания. Воспитывается и любовь к такого рода музыке, иначе от нее надо сразу отказаться, что, разумеется, обеднит творческую палитру певца.

Во многих романсах Аренского есть фразы (или слова), которые произносятся как бы «про себя», в воображении, в них — состояние души. Например, в драматическом романсе-балладе «Менестрель» на слова А. Майкова (соч. 17, № 1) такой «фразой-призраком» является рефрен «Молчите, проклятые струны», пропеваемый с разными оттенками в зависимости от поворотов сюжета. Узнав о любви дочери к менестрелю, король приказывает казнить его: