Ирина Шехонина - Творчество Т.Н.Хренникова: Исследование

Именно эстетического кредо, а не просто восторженного поклонения перед любимым композитором. Здесь также, как в случае с И. С. Бахом и С. С. Прокофьевым, речь идет не о заимствовании отдельных приемов, а о претворении и развитии найденных великим гением русской классики принципов симфонизма, где доминантными являются глубокий психологизм динамично действенных образов в широчайшем эмоциональном диапазоне — от лирико-созерцательных до трагедийных — и опора на мелос, как центральное выразительное средство в их общем синтетическом комплексе.

Мелодия, понимаемая и трактуемая не в сравнительно узкой плоскости напевной кантиленности музыкальной ткани, а как важнейший фактор интонационного содержания звукового образа, драматургии, формы произведения как процесса развертывающегося во времени, — важнейший компонент творческого почерка Т. Н. Хренникова. Видный дирижер В. И. Федосеев заметил, говоря о Третьей симфонии: «Главным достоинством этого сочинения мне представляется заложенная в нем глубокая мысль — мысль, выраженная посредством мелодии. Это единство мелодии и мысли, вообще свойственное Хренникову, ощущается здесь, пожалуй, особенно сильно» (см. 14, с. 244–245). Можно спорить, какое именно качество в первую очередь отличает партитуру Третьей симфонии от других аналогичных по жанру сочинений композитора. На наш взгляд, это необычайная концентрация формы, особый блеск оркестровой лексики и редкая солнечность восприятия мира. Но само наблюдение о том, что музыку замечательного мастера отличает «мысль, выраженная посредством мелодии», абсолютно верно. Именно в сфере мелодии находится эпицентр интонационного — развития хренниковских партитур.

Так обстоит дело и во всех его симфониях, и в инструментальных концертах, где виртуозный блеск всегда мелодийно насыщен, где традиционные каденции оказываются эпизодами с чрезвычайно динамичным мелодико-интонационным развитием. Последнее очень точно подметил крупнейший советский дирижер Е. Ф. Светланов. Суждение его тем более ценно, что он является одним из самых активных пропагандистов творчества Тихона Николаевича и одним из виднейших знатоков его партитур. Говоря о Втором концерте для фортепиано с оркестром, Е. Светланов подчеркивает, что в драматургии его большую роль играет широко задуманная, доминирующая, в высшей степени виртуозная сольная партия (см. 14, с. 241), интенсивно насыщенная разнообразными каденциями, в которых большую роль играет полифоническое изложение музыкального материала. А многоголосная структура необходимо предполагает важнейшую роль мелодического начала.

Хорошо сформулировал значение, которое имеет мелодия в качестве определяющей черты музыкального языка Т. Н. Хренникова, А. Н. Холминов. «Именно мелос определяет жизненную силу его сочинений, — пишет он. — Мелодическая неиссякаемость — одна из самых привлекательных сторон музыки композитора — уходит корнями в какой-то особо фундаментальный интонационный пласт. Он сумел сплавить элементы фольклора, революционной песни, городского романса, создав в результате новое музыкальное качество. Его мелодии всегда индивидуальны — без вычурности, претензий, псевдоновизны, они льются широким эмоциональным потоком, „от сердца к сердцу"» (65, с. 177).

Проблема мелодии всегда прочнейше связана с интонационным тематизмом произведения, с кристаллизацией музыкального образа, со структурой его. Однако связь эта в современном музыкальном творчестве обретает самые различные формы. Тема-мелодия как ядро музыкального образа, как концентрированный импульс развития мысли в XX веке композиторами понимается и трактуется в широком смысловом диапазоне. Особенно ощутима эта расширительность в разного рода «авангардных» течениях первых двух третей нашего столетия. Полярно крайние точки отсчета здесь додекафонная и серийная техники с их жесткой фиксацией интервалики последования звуков в мелодии-теме и «размытость» музыкальной ткани в алеаторике и сонористике. Примечательно однако, что противоположности эти сходятся в одном и весьма существенном: пластичность, скульптурная рельефность музыкального образа, его мелодическая красота в подобных случаях выхолащиваются. Оголенный каркас 12-тоновых серий иссушает интонационную атмосферу музыкального произведения, увлечение сонорными эффектами превращает образную структуру его в подобие первичной «звуковой протоплазмы», в некий еще не упорядоченный звуковой хаос.

Композиторы, стоящие на позициях реалистического мышления, решительно отвергают подобного рода новации. Мелодия неизменно является у них основой музыкального образа. Интонационная сфера ее в XX веке стала значительно более объемной. Симфонический мелос включает сейчас в себя и протяженную монодию (во многих случаях она — результат «уз законного брака» общемирового симфонизма с традициями восточных музыкальных культур), иполуречитативные монологи, и афористические, «сжатые в музыкальном времени и пространстве» тематические зерна, становящиеся импульсом напряженного мотивного развития.

Т. Н. Хренников в своем мелосе, если так можно сказать, более «классичен». Он непоколебимо верит в выразительную силу мелодии кантиленой, пластично-рельефной, мелодии, несущей яркий музыкальный образ. Верит и убеждает нас в этом. Каждая его мелодия и сама по себе весьма впечатляюща и органически сцеплена со структурой эпизода, части, формы в целом. Она вырастает из нее и в то же время определяет ее направленность как сложного драматургически конфликтного интонационного процесса.

В подавляющем большинстве случаев мелодии произведений Т. Н. Хренникова кантиленны. Известный советский композитор А. П. Петров замечает, что мелодии Т. Н. Хренникова «это — «песни без слов». Многие из его инструментальных мелодий могли бы стать романсом. Таковы, например, мелодии скрипичного концерта. Но композитор с таким щедрым мелодическим даром отнюдь не занимается рапсодическим нанизыванием одного напева на другой. Перед нами всегда их сцепление по сложным ассоциативным законам, подлинное симфоническое развитие» (45, с. 163).

Действительно, кантиленность мелоса Т. Н. Хренникова особого рода. Вокальная первооснова его во многих случаях ощутима и здесь. А. П. Петров прав. Но это кантиленность в самом широком смысле, понимаемая как мелодичность интонационного тематизма и мотивная яркость. Разумеется, мелодии Т. Н. Хренникова бывают и инструментально-виртуозными. Такого рода примеров много во всех его партитурах, построенных «по сложным ассоциативным законам», насыщенных подлинным симфоническим развитием.

И самое основное: мелодии Т. Н. Хренникова всегда и во всех случаях индивидуально-неповторимы. Раньше принято было в качестве высшей похвалы композитору говорить о щедрости его мелодического дара. Думается, такого рода критерий ничуть не устарел, да и не устареет, «доколь в подлунном мире» живо будет прекрасное искусство музыки. Ведь красота, образная содержательность ее неотделимы от мелодической щедрости композитора-творца. Т. Н. Хренникову это качество свойственно в самой высшей степени. Безмерно богатство его мелодий, и каждая из них наделена «лица необщим выраженьем»…