Андрей Васильченко - «Лили Марлен» и другие. Эстрада Третьего рейха [без иллюстраций]

Озабоченная подобным положением дел, Труда Хештерберг написала письмо Гансу Хинкелю, в то время бывшему одним из руководителей «Союза борьбы за немецкую культуру». Приблизительно в то же самое время он был назначен референтом по вопросам театров в Прусском министерстве образования. Характеризуя себя как «жительницу Берлина, немку и христианку», Труда Хештерберг требовала: «Как женщина и актриса я не могу быть чуждой веяниям времени, но я никогда не занималась политикой. Я всегда инстинктивно полагала, что мое искусство является рупором идей сегодняшнего дня. Именно по этой причине я вступила в национал-социалистическую партию и стала членом "Союза борьбы за немецкую культуру"».

После этого шага, который был осознанным актом оппортунизма, Труда Хештерберг признавала, что осуждение оперетты Штрауса «возможно, было оправданным с расовой точки зрения». Но при этом она выражала надежду, что факт ее участия в данной постановке «не будет расценен властями как национальная неблагонадежность».

Хинкель незамедлительно ответил на это письмо, заверив актрису, что в будущем она не столкнется ни с какими трудностями из-за ее причастности к оперетте Оскара Штрауса. Впрочем, дальнейшие действия Труды Хештерберг показали, что она не совсем понимала суть «расовой политики национал-социализма». Так, например, она участвовала в гастролях, которые проходили в Австрии и Чехословакии. С точки зрения национал-социалистических властей в этом не было ничего «преступного», если не считать того факта, что они были организованы вовремя покинувшим Берлин (март 1933 года) Куртом Робичеком, который был в свою бытность владельцем ультрапопулярного в Берлине «Кабаре комиков». Именно после этих гастролей к Xинкелю стали поступать многочисленные обвинения в адрес актрисы. Так, например, в июле 1933 года некая Шарлотта Юнгманн, «член национал-социалистической партии», в своем письме утверждала, что на протяжении многих лет являлась горничной Труды Хештерберг. Кроме всего прочего, в этом письме, больше напоминавшем донос, говорилось, что «фрау Хештерберг не была лояльна национал-социалистическому государству». К сентябрю 1933 года репутация Труды в глазах Хинкеля и вовсе «испортилась». Он писал одному из своих друзей, что актриса «продолжала поддерживать связи с Генрихом Манном, даже когда его лишили германского гражданства». Более того, «она была не раз замечена в его компании во время марксистского периода». Кроме этого Труда Хештерберг позволяла себе исполнять номера в парижских кабаре, предварительно не согласовав эти действия с властями. На основании этих сведений Хинкель приходил к выводу: «Нет никаких гарантий того, что она действительно разделяет национал-социалистическое мировоззрение». В итоге актрисе было направлено письмо, в котором выражались сомнения относительно реальной трансформации ее политических взглядов: «Так как фрау Хештерберг, по Вашим собственным же словам, Вы являетесь очень известной персоной, то, возможно, что Вы не смогли изменить свое отношение к политике за столь короткий временной промежуток». В ответ Труда Хештерберг ответила длинным и пространным письмом. Она отрицала факт своих выступлений в парижских кабаре и заверяла, что уже давно является истовой националисткой. В качестве подтверждения этих слов она говорила о том, что в годы Первой мировой войны она «вела культурную пропаганду в Швейцарии и Скандинавии», что во время своего турне по Чехословакии она «всячески превозносила немецкое правительство». Кроме этого она добавляла, что она «разорвала договорные отношения с герром Робичеком, в результате чего понесла немалый материальный ущерб».

Но наибольшее беспокойство Труде Хештерберг доставили сюжеты о ее связях с Генрихом Манном. Она не отказывалась от того, что в 1928 году ее связывали с писателем тесные отношения, и он даже сделал ей «официальное предложение». При этом она акцентировала внимание на том, что отказалась от подобной возможности, так как не разделяла политических воззрений Генриха Манна. Она писала по этому поводу: «Я никогда не считала, что мои воззрения совпадают с взглядами герра Манна. В особенности меня всегда смущали его марксистские и подрывные идеи». Что касается ее собственных политических воззрений, то Труда Хештерберг описывала их очень путано: «Как актриса, я нередко была выше многих вещей, но всегда пыталась поддерживать мою Родину». Далее она повторяла уже некогда произнесенные слова: «Именно по этой причине я придерживаюсь национал-социалистического мировоззрения, а также являюсь активисткой организации содействия культурной работе СС». Как видим, национал-социалистическому режиму не было достаточно «внешней лояльности». После долгих разбирательств актрису было решено оставить в покое. Ей даже разрешили открыть в павильоне «Маскотте» на Беренштрассе собственное кабаре «Качели муз». Данное кабаре просуществовало недолго — в 1934 году оно было закрыто. Но это не помешало ему войти в историю немецкой культуры как место, в котором год с лишним выступала молодая актриса Ротраут Рихтер. Позже она снялась во множестве фильмов, в том числе «легендарной» пропагандистской киноленте Третьего рейха «Гитлерюнге Квекс».

Берлинские кабаре были немыслимы без ансамбля Вернера Финка и его заведения «Катакомбы». Забегая вперед, скажем, что труппа Финка пережила все годы национал-социалистической диктатуры. То, что ее не трогали, во многом было связано с ее национальным составом. Дело в том, что в группе Финка почти не было евреев. Это обстоятельство сыграло не последнюю роль при выборе названия кабаре. Когда «Катакомбы» открывались в октябре 1929 года, Финк заявил: «Две тысячи лет назад катакомбы являлись убежищем первых христиан. Сейчас они являются укрытием последних христиан». Эта шутка, имевшая откровенную антисемитскую направленность (она намекала на превалирование в индустрии развлечений евреев), была отнюдь не единственной остротой, отпущенной Финком в адрес «нехристиан». Как-то он заметил, что «если во время национал-социалистического парада пойдет дождь, то надо будет объявить охоту на местных евреев». Не стоит забывать, что Финк начал свою театральную карьеру с более чем сомнительных номеров. В 1928 году в кабаре «Невозможное», на генеральной репетиции, он представил пародию на игру еврейской театральной труппы. Неудивительно, что эта выходка привела к громогласным протестам присутствовавшей на выступлении еврейской публики. Но Финк не стеснялся этого обстоятельства — он гордился им. Эти и многие другие эпизоды вкупе с фактом, что он разорвал в 1930 году все отношения с коллегами, придерживавшимися левых взглядов, позволяли национал-социалистическим властям утверждать, что кабаре Финка не было частью «культурного большевизма». За все время существования Третьего рейха труппа Финка «избавилась» лишь от нескольких «неарийцев» — актрис Инги Барш и Доры Герзон, а также сценаристки Труды Кольман.