Андрей Васильченко - «Лили Марлен» и другие. Эстрада Третьего рейха [без иллюстраций]

Одновременно с использованием прямого насилия в отношении левых активистов национал-социалисты использовали юридические средства, чтобы нагнать ужас на представителей всех остальных партий, в первую очередь либералов, и евреев. После поджога Рейхстага, который произошел 27 февраля 1933 года, рейхспрезидент Германии Гинденбург, опираясь на § 48 Веймарской конституции, ввел в стране чрезвычайное положение. Официальная версия утверждала, что поджог немецкого парламента должен был использоваться коммунистами в качестве знака для начала «пролетарского восстания». Чрезвычайные полномочия, которые были предоставлены Гитлеру, позволяли ему ограничивать свободу слова, прессы и политических собраний. Но даже в этих условиях на выборах в рейхстаг, которые состоялись 5 марта 1933 года, национал-социалисты не смогли получить большинства голосов немецких избирателей. За них проголосовало всего лишь 44% избирателей. Впрочем, это не помешало самому Гитлеру получить диктаторские полномочия. На собрание немецкого парламента, который работал после пожара в здании оперного театра Кролл, штурмовики не пустили делегатов от социал-демократической партии. Принятые в марте законы фактически означали конец Веймарской республики. К лету 1933 года были запрещены все политические партии, распущены профсоюзы, под контроль взяты все газеты. Одновременно с этим началось проведение в жизнь радикальнейшей антисемитской политики. 1 апреля 1933 года был опубликован призыв бойкотировать все еврейские фирмы и магазины. Несколько дней спустя был принят закон, который запрещал евреям быть государственными служащими.

Все эти события не могли не иметь печальных последствий для культурной жизни Берлина. Не обошли они стороной и многочисленные кабаре, коими славилась в свое время немецкая столица. Еще во времена Веймарской республики кабаре, кроме развлекательных функций, нередко имели политический характер. Многие из деятелей кабаре принимали активное участие в антифашистской деятельности (знаменитая фраза из старой песенки — «антифашистские варьете»). В условиях повального преследования коммунистов и социалистов участники так называемых пропагандистских трупп, которые в свое время создавались при многих кабаре, оказались в серьезной опасности. В ноябре 1933 года оказался арестован Ганс Отто, один из предводителей «Союза немецких театральных деятелей», выступавший в качестве спонсора пропагандистских бригад. Другие левые деятели, связанные с кабаре, пострадали не меньше. В июле 1934 года в Ораниенбург был брошен Эрих Мюзам, нередко выступавший в берлинских кабаре и кафе. Его вина состояла в том, что в 1919 году он был одним из руководителей Советской Баварской республики.

Не стоило полагать, что нацистский террор ограничивался только представителями левых партий. В списке национал-социалистов было множество культурных деятелей Берлина, которые были известны своими либеральными и «буржуазными» взглядами. Некоторые из них в свою бытность даже не пытались скрывать того, что были идейными противниками Гитлера. Но при этом многие из них недооценивали угрозу, полагая фюрера НСДАП лишь «бесноватым позером».

Не стоило сбрасывать со счетов то обстоятельство, что Йозеф Геббельс откровенно недолюбливал кабаре как тип увеселительного заведения. Уже в январе 1930 года он записал по поводу кабаре в своем дневнике: «Полностью еврейское предприятие. Частично невыносимое, частично слабое, хотя отчасти не лишенное остроумия. Естественно, все это мы закатаем в асфальт». Геббельс был хорошо знаком с культурой Берлина. На протяжении многих лет он был гауляйтером НСДАП в Берлине, где вел ожесточенную борьбу против «красных». Уже в годы так называемой «эпохи борьбы» он родил не лишенное оригинальности понятие — «литература городского асфальта». Это словосочетание весьма удачно характеризовало космополитическую и весьма критическую культуру Берлина конца 20‑х, начала 30‑х годов.

Геббельс с самого момента назначения его гауляйтером Берлина стремился «очистить» немецкую столицу, рассматривая ее в качестве «выгребной ямы декадентской, большевистской и еврейской культуры». Одним из актов «очищения» стало книгосожжение, когда 10 мая немецкие студенты по всей Германии швыряли в огромные костры тысячи книг неугодных нацистам авторов. Самое большое кострище было разведено перед зданием Берлинского университета. На этом «аутодафе» присутствовал сам Геббельс. Сопровождаясь почти ритуальными текстами, в которых проклинались упаднические ценности и превозносились националистические идеалы, на костер следовали книги Карла Маркса, Зигмунда Фрейда, Генриха Манна, Ярослава Гашека, Лиона Фейхтвангера. В костре оказались творения двух авторов, которые были неразрывно связаны с берлинскими кабаре. Под слова: «Против упада и морального разложения! За дисциплину и благопристойность в семье и государство!» в огонь были закинуты работы Эриха Костнера [8]. Под крики «Против наглости и высокомерия! За уважение и почтение к бессмертному немецкому народному духу!» были «кремированы» книги Курта Тухольски.

Эрих Кестнер и Курт Тухольски были едва ли не свидетелями этого позорного действия. Тухольски, пребывая в жуткой подавленности, эмигрировал в Швецию, где покончил с собой в 1935 году. Эрих Кестнер, в отличие от многих своих коллег, все-таки решился остаться в Германии. Впрочем, в отличие от многих деятелей кабаре, он был немцем, и ему не грозило преследование по «расовым параграфам». Между тем в 1933 году Германию покидают многочисленные евреи, связанные с кабаре: Курт Герон, Валеска Гердт, Пауль Грец, Фриц Грюнбаум, Аннемария Хазе, Фридрих Холлендер, Марго Лион, Вальтер Меринг, Пауль Морган, Рудольф Нельсон, Курт Робичек, Миша Шполянский и многие другие. Почти все оказавшиеся в изгнании так и не смогли найти себя. Лишь единицы смогли собраться и справиться со своим отчаянием. Но многие предпочитали добровольно уходить из жизни. 30 марта 1933 года в Люцерне покончил с собой Пауль Николаус — конферансье, известный своими острыми политическими шутками. В своей прощальной записке он написал: «На этот раз — это не шутка. Я лишаю себя жизни. Почему? Я не могу вернуться в Германию. Я мог работать только там, но я не хочу работать там в это время. И все-таки я люблю свою Родину. Но я не хочу и не могу жить в такие времена». А неделей ранее в Берлине покончил с собой Пауль Зиммель, известный своими карикатурами, которые он рисовал для «Берлинской иллюстрированной газеты». Как уже говорилось, в 1935 году в Швеции с собой покончил Курт Тухольски.

Не меньшие трудности ожидали актеров кабаре, которые все-таки рискнули остаться в Германии. Экономическая депрессия вынуждала закрываться многие кабаре без какого-либо политического давления на них. Новое национал-социалистическое законодательство заставило молчать почти всех недовольных национал-социалистами: левых, либералов, евреев. Исключение составил, пожалуй, только Эрвин Лавинский (Элоу), один из немногих евреев, которые пытались все-таки сохранить свое кабаре в условиях нарождавшейся национал-социалистической диктатуры. Когда летом 1933 года владельцы кабаре «Вильгельмсхалле» разорвали с ним контракт как с конферансье, он в октябре того же года задумал открыть собственное заведение. Как он писал позже в мемуарах: «Как следствие ничем не объяснимого оптимизма». В отличие от прошлого места работы, где он специализировался на юмористических программах, «Кюнстлершпиле Уландек» было более традиционным кабаре, в котором его создатель выступал и в роли конферансье, и в роли артиста разговорного жанра, и в роли ведущего шоу-программ.