Андрей Васильченко - «Лили Марлен» и другие. Эстрада Третьего рейха [без иллюстраций]

Если забежать вперед, то можно сказать, что Ганс Зеверус Циглер продолжал придерживаться своих воззрений даже после Второй мировой войны. Оставшись в искусстве (он выступал в роли преподавателя и постановщика небольших пьес). Циглер в 1965 году издал книгу «Адольф Гитлер, явленный в переживаниях». При помощи этого опуса автор пытался «очистить эстетически талантливого государственного деятеля» от «неправильного восприятия». Оставим эту часть книги в покое. В данном случае нас интересуют другие его пассажи. В одной из глав Циглер писал: «Сексуальные оргии всех разновидностей, которые с 1918 по 1933 год сопровождались псевдомузыкой, после 1945 года стали еще ужаснее и распущеннее… В любом случае в Германии набирает обороты безумная истерия по поводу "Битлз", которая сопровождается повальным увлечением идиотскими негритянскими танцами». Но примечательно, что взгляды Циглера все-таки поменялись. Если ранее он нападал в первую очередь на «культурный большевизм», фактически не трогая современную западную музыку, то после войны он полагал Запад сутью упадка, в то время как советский тоталитаризм стал для него едва ли не образцом для подражания. Циглер писал: «Сегодня культурный упадок и художественное разложение, вненациональное и чуждое народу искусство относится не к России, а к Западу. На Востоке искусство можно считать в лучшем смысле этого слова народным».

В ноябре 1939 года руководитель отделения Имперской музыкальной палаты в Нижней Саксонии Вольфганг Гельмут Кох обратился с несколькими директивными письмами к эстрадным музыкантам. В них содержалась некоторая культурносоциальная приманка. Она крылась в словах о том, что ввиду «великих актуальных задач, обусловленных войной», эстрадные музыканты получали уникальный шанс, чтобы «возвысить свою профессию до уровня полноценного искусства, востребованного народным сообществом». Для этого им надо было согласиться на выполнение некоторых «культурно-политических задач». Свои мысли Кох развил в серии опубликованных «Популярной музыкой» статей, которые имели общее название «Правильным ли путем мы идем в эстрадной музыке?». Воплощая в жизнь изложенные в этих статьях идеи, в начале 1940 года руководитель секции эстрадной музыки Штиц предложил по всей Германии устраивать под покровительством Имперской музыкальной палаты так называемый «час легкой музыки». Первое подобное мероприятие, которое планировалось как «исторический поворотный момент в судьбе эстрадных музыкантов», состоялось 20 февраля 1940 года в «пальмовом зале» берлинской гостиницы «Фатерланд». Мероприятие открывал специально приглашенный Петер Раабе. В своей речи он не был оригинален. Вновь звучали слова об общественном и художественном признании, о равноправии с симфоническими музыкантами, об «избавлении от призрачного, неосмысленного и незаметного существования ресторанного музыканта». Круг приглашенных на мероприятие можно было назвать «изысканным». Сюда попадали только избранные функционеры, среди которых превалировали высокопоставленные служащие министерства пропаганды и Имперской музыкальной палаты. Кроме них, на вечер были приглашены представители звукозаписывающих и музыкальных компаний, журналисты, издатели, также знаменитые музыканты и композиторы: Пауль Линке, Отто Добринт, Оттомар Шумер, Оскар Йост.

Ожидая, что практика «часов легкой музыки» получит широкое распространение, Фриц Штеге собирал все отклики, которые появлялись в немецкой прессе. Некоторые из них были вполне безобидными, а некоторые более чем воинственными. Например, «Аусзинская ежедневная газета» опубликовала предельно политизированную статью, изобилующую нацистскими идеологическими клише: «Некогда эта музыкальная область являлась сферой деятельности евреев и марксистов, совершавших самые беспорядочные и отвратительные поступки. Они не имели никаких других целей, кроме как отравлять немецкую душу и портить немецкие нравы. Долгое время в этой музыкальной области господствовали непристойные шлягеры и чуждые народу музыкальные темы. Но сюда пришел национал-социализм и железным кулаком вычистил эту музыкальную область».

Предназначением целого ряда музыкальных концертов, которые принципиально проходили не в концертных залах, а в гостиницах и ресторанах, было показать «общественности хорошие произведения в стиле легкой музыки, которые принадлежали немецким композиторам». Одновременно с этим они должны были быть образцами для подражания, рекомендациями по составлению музыкального репертуара, который должен был являться «здоровым противовесом пошлым еврейским искушениям». Несмотря на все усилия музыкантов адресовать свои концерты широким массам, то есть выполнить свою «воспитательную функцию», они (концерты) были уделом очень узкой социальной прослойки. Как результат, слушателей, владельцев ресторанов, даже самих музыкантов приходилось убеждать в нужности данных мероприятий. Артур фон Гицюки не без горечи писал: «Подобная незаинтересованность со стороны тех, кому в первую очередь должен был адресоваться этот воспитательный посыл, является не только досадным, но полностью непрофессиональным». Но все-таки в Берлине удалось сформировать четкий крут посетителей «часов легкой музыки». Это были партийные функционеры, представители Имперской музыкальной палаты и журналисты. Именно от них ожидали поддержку в «борьбе за признание искусства эстрадной музыки». Предложенная слушателям «подобающая ресторанная музыка» в основном была представлена современными увертюрами, серенадами, вальсами, «танцевальными сюитами». Большинство из них считалось «образцовыми мелодиями» с национал-социалистической точки зрения. Журналист Вили Фрёлих писал в мартовском выпуске 1941 года «Популярной музыки»: «Вы — каркас будущих музыкальных программ, которые будут исполняться в ресторанах. Вы — фундамент для идей легкой ресторанной музыки». Но подобные концертные программы во многом были обречены на неудачу. Это объяснялось двумя причинами. Во-первых, завышенными требованиями национал-социалистов к эстрадной музыке. Во-вторых, отрывом от действительности музыкальных будней, в которых пребывала вся Германия. В итоге через год устроители «часов легкой музыки» стали подумывать над тем, а стоило ли вообще отказываться от «проверенных временем мелодий». В итоге выбор стал падать на имена Кюннеке, Рикснера, Мора и даже Гарольда Кирхштайна, который еще в 1938 году эмигрировал в США. Во время «часов легкой музыки» не было даже намека на «симпатичные народу мелодии», которых так истово требовал Фредерик Хиппманн. В итоге знаменитый на всю Германию музыкальный деятель не стеснялся открыто высказывать свою критику в адрес «сложно усвояемого» репертуара.