Андрей Васильченко - «Лили Марлен» и другие. Эстрада Третьего рейха [без иллюстраций]

Подобные нападки на эстраду казались вдвойне странными, если принимать во внимание, что незадолго до этого организационный руководитель Имперской палаты культуры Ганс Хинкель встречался с владельцами и директорами кинотеатров. В ходе этой встречи функционер от культуры обещал немецким прокатчикам, что в немецком кино будет «больше музыки, юмора и эстрады». Но при этом он говорил, что новое развлекательное кино не будет вызывать «ожирения мозгов». И после этого в «Берлинской ежедневной газете» появляются сообщения о «капуцинаде» Гренера. Берлинское издание никак не комментировало высказывания метавшего громы композитора, но не надо быть пророком, чтобы угадать, на чьей стороне были симпатии журналистов, а стало быть, и читателей. Легкое удивление вызывает то обстоятельство, что Гренер в своей атаке на эстраду сделал ставку не на ее культурный уровень, а на чисто финансовые вопросы. Так, например, он проявлял поразительное беспокойство якобы непомерно высокими заработками композитора популярной песни «Хофбройхаус». Далее он опускался до форменного «стукачества» и клеветы, заявляя, что большинство эстрадных композиторов не уплачивают авторские отчисления «Штагма». Возникало ощущение, что Тренер просто-напросто завидовал эстрадникам (было бы чему завидовать). Он заявлял, «что эти люди зарабатывают гораздо больше, а стало быть, ведут лучшую жизнь, нежели серьезные музыканты». Этой фразой были неприятно удивлены очень многие. Никто не ожидал от Гренера столь дикой смеси надменности и социальной зависти. Фриц Штеге мог лишь смущенно писать о том, что в основу примера создателя «Хофбройхауса» оказались положены совершенно неверно понятые цифры.

В итоге в ноябре 1938 года Пауля Гренера обязали заявить в прессе, что его слова получили неправильную трактовку, что «на самом деле» он всегда положительно относился к «легкой музыке». И, наконец, он, Гренер, осуждает «популярную музыку и шлягеры» не в целом, а лишь некоторые самые «неудачные из них». Черта под этим скандалом была подведена в декабрю 1938 года. Именно тогда в «Народном обозревателе» Гренер был вынужден опубликовать большую статью, в которой изложил пять пунктов, кои должны были стать «перспективной программой для легкой музыки». Это были: 1) культурные обязательства, а не попытки извлечения прибыли; 2) немецкая суть вместо иностранных образцов; 3) «танцевальные песни» (именно так) вместо «шлягеров»; 4) чистота вместо инородного разложения молодежи; 5) артистизм вместо дилетантства. Почти сразу же после этого Фриц Штеге написал в «Популярной музыке», что «данная благоразумная и здравая точка зрения является приемлемой», а «нападки Гренера на шлягеры были вызваны его заботой о нравственной чистоте молодежи».

В последние дни мая 1938 года по инициативе Геббельса в Дюссельдорфе прошли Имперские дни музыки, о чем мы уже, собственно, упоминаем ранее. Данное мероприятие планировалось не только как ежегодное празднество, но и как некая «музыкальная копирка» с проходившего в Мюнхене Дня немецкого искусства. В условиях, когда в Дюссельдорфе должны были собираться представители «всей немецкой музыки», было ясно, что первую скрипку здесь будут играть «серьезные музыканты»: Рихард Штраус, Ганс Пфицнер, Пауль Гренер, Ганс Буллериан, Вернер Эгк. Но тем не менее в своей очередной «программной» речи Йозеф Геббельс сделал перед всеми собравшимися культурными и политическими деятелями «реверанс» в сторону «легкой музыки». Он провозгласил ее «равноправным направлением» в музыкальном искусстве. В своем выступлении министр пропаганды огласил два принципа, которых надо было придерживаться в музыкальном творчестве: «Не всякая музыка подходит конкретному человеку. По этой причине легкая музыка, которая находит признание у широких масс, имеет полное право на существование. Но при этом она должна выполнять задания руководства нашего государства… не только способствуя отдыху и развлечению нашего народа, но и его, народа, обновлению». Столь «высокое признание» эстрадной музыки откровенно порадовало Штеге, который писал о том, что «более верных слов никогда ранее не произносилось».

В своей речи Геббельс увязывал особое положение эстрадной музыки воедино с экономическими успехами Германии, что, по его мнению, позволяло значительно улучшить жизнь немецких музыкантов. Министр пропаганды считал, что создание унифицированной системы палат предотвратило «распыление» сил творческих людей. В свою очередь это повышало доходы «Штагма», что вело к увеличению заработной платы музыкантов, улучшению их снабжения, государственным пенсиям, предоставляемым оркестрам субсидиям, подготовке на бюджетные средства и обучению молодых музыкантов. В очередной раз Геббельс сосредоточил внимание присутствовавших на том, что в музыкальных произведениях ставка должна была делаться на мелодию. Штеге не без внутреннего удовлетворения писал, что министр пропаганды прилагал немалые усилия к тому, чтобы изгнать «из немецкой музыки однобокое превалирование ритма». При этом делал вывод о том, что каждый «век мелодии» имел «несомненное немецкий характер». При этом на выставке «Дегенеративная музыка» по его мнению, ощущалось «явное уничтожение мелодии как таковой».

Сама эта выставка была организована в Веймаре Гансом Зеверусом Циглером и являла по своей сути частное предприятие, в котором принимало участие несколько человек. Впрочем, это не мешало Циглеру придать ей политическое звучание, которое усиливалось тем, что выставка проходила одновременно с Имперскими днями музыки. Ганс Зеверус Циглер был одним из ветеранов нацистской партии. В 1930 году он был одним из ближайших помощников Фрика в деятельности, которую тот осуществлял в Тюрингии. Кроме этого Циглер отличился написанием нескольких национал-социалистических трактатов по проблемам политики культурного строительства, а также считался «одним из старейших и наиболее последовательных соратников, осуществляющих свою деятельность в сфере культуры». Нет ничего удивительного в том, что Ганс Зеверус Циглер считался одним из «совыразителей» «культурной воли НСДАП». По аналогии с выставкой «Дегенеративное искусство» он предложил организовать выставку «Дегенеративная музыка», которая должна была стать одним из визуальных средств в борьбе против «инородчества» и «влияния упадка», «остаточных явлений художественного большевизма» в немецкой музыке. Немецкий исследователь Аксель Йоквер, вслед за Фредом Прибергом называл его не иначе как «музыкально-политическим чистильщиком».

Саму суть предлагаемой немцам выставки ее устроитель охарактеризовал следующими словами: «То, что собрано на выставке "Дегенеративная музыка", является отображением мракобесия и фривольнейшего, духовно-культурного большевизма, равно как и выражением триумфа над недочеловечностью, надменной еврейской дерзостью и полным интеллектуальным отупением». На плакатах, которые рекламировали данную выставку, было помещено карикатурное изображение чернокожего саксофониста со «звездой Давида» на лацкане концертного фрака. Несмотря на подобные образы, на выставке в весьма незначительной мере говорилось о «вредном» воздействии современной западной музыки. Опираясь на работу Рихарда Вагнера «Об иудаизме и музыке», на памфлеты Адольфа Бартельса, а также отдельные пассажи из «Майн кампф» Гитлера, устроители «выставки позора» целились в первую очередь в «атональность» и экспериментальную музыку. В прочем, это не исключало некоторых «замечаний» относительно «жесткого джазового ритма» и связанной с ним «инстинктивной примитивности ниггер-джаза». Примечательно, что в официальной прессе фактически не было напечатано отзывов на эту получастную выставку. Не проявляли особых восторгов по её поводу и партийные функционеры. Розенберг был недоволен, что его не привлекали в качестве идеолога, Геббельс негласно возмущен тем, что устроители «влезли» в его сферу деятельности, Петер Раабе считал, что на выставке недостаточно внимания уделялось «современной музыке». На самом открытии выставки не было сколько-нибудь заметных фигур. Здесь присутствовали Древес, Геригк, Гренер, а также Элли Ней и Людвиг Хельшер. Назвать их первыми лицами рейха нельзя было лаже с огромной натяжкой. Отсутствие положительных (равно как и любых других) отзывов в прессе об итогах работы данной выставки объяснялось еще и тем, что Геббельс отдал приказ не уделять ей повышенного внимания. Кроме этого он смог добиться, чтобы выставка существенно сократила сроки своей работы.