Арест Ант - Как стать контрабандистом

– Обед? – он свесил ноги с полки и почесал голову, – Заправиться никогда не помешает.

– Да нет, суд закончился.

– А ты чего здесь делаешь? Отпустили? За курткой вернулся?

– Назад в тюрьму поедем. Решение только через неделю состряпают.

– Как прошло?

– Лучше не спрашивай. Мне этот свободный мирок хитрожопых карьерных членоходов и рвущихся в верха сиськоносов совсем не понравился. В тюрьме попроще.

– Что, всё так плохо?

– Не знаю. Так сразу слов не подобрать. Одна подстава и постоянное кидалово.

– До этого я и без тебя дошёл. Как судья? Вот бы кому шею набок свернул. С радостью и песнями.

– Готов в очередь встать.

– А что прокурор?

– Запросил семь лет.

– Сколько?

– Семь.

– Они тут совсем оборзели?

– Ладно, давай, сползай. Охрана копытами бьёт. Назад повезут, там и поговорим. Сейчас просто не могу. Стошнит.

– Понял. Проходил.

Нас отправили в Миккели на следующий день.

– Знаешь, – задумчиво сообщил я, разглядывая пейзаж за окном, – Я тут всю ночь раздумывал. Прокурор с таможенным адвокатом всё время намекали на международную банду… преступное сообщество. А вот суд над тобой провели отдельно, когда моё следствие ещё официально не закончилось. Почему они так поспешили?

– Потому, что суки конченные.

– Это, конечно, имеет место, но всё же?

– Ты умный, вот и думай. Ночей впереди много. А я домой хочу… и снова за баранку.

– Я тоже много чего хочу, но спасибо за совет.

Дальше мы ехали молча, изредка перебрасываясь ничего не значащими фразами.

После утреннего шмона на нас натолкнулся Сулев, который неторопливо спускался по лестнице.

– А вот и вы. Ничего не говорите, я сам догадаюсь, – он открыл каптёрку, просочился в дверь и облокотился на прилавок, – Давайте, с одного раза. Могу выступить прорицателем. Ждите.

Он скрылся среди полок и вернулся в рваной шапке-ушанке, неведомо как тут оказавшейся:

– Специально для подсудимого, – он лихо сдвинул шапку на затылок, – They are fucking us, but we'll be only stronger!

Я заржал, а Лёха недоумённо уставился на Сулева и с некоторой угрозой спросил:

– Ты это кого факать собрался, а?

– Охлынь. Не он, а они, и не кого-то, а нас. Коряво, но в самую точку, Сулев. Только как-то уж слишком педерально звучит. Хотя… главное, что мы действительно крепчаем.

Лёха с подозрением посмотрел на нас, но промолчал.

– Сегодня получите бельишко с запахом лаванды. Для себя готовил, но раз такое дело. Когда решение суда?

– Как узнал?

– Не смеши учёного… раз сразу не выпустили. Первая инстанция приговор лепит от недели до месяца. Потом долго будешь расхлёбывать то, что они там под настроение наворотят.

– Через неделю.

– Значит, уже всё решили. Осталось только оформить. Сколько прокурор прокуковал?

– Семь.

– Забористо. Думаю, судья скостит не меньше половины. Для тебя слишком круто. Да и Лёха уже край по статье осветил.

– Типун тебе на язык. Я полную оправдаловку жду.

– Как там у вас раньше пели? Надейся и жди, весь срок впереди… Отсидишь половину, а там на УДО отвалишься. Итого – тебе всего полтора года осталось.

– Блин, Сулев, и так парашно, а тут ты ещё тоску нагоняешь.

– Суровая правда нашей жизни. Посидишь с моё…

– Иди ты… в даль светлую. Знаешь, как наши вашим говорили? Революционный болт вам, эстонские крестьяне, а не землю… Через неделю перед моим выходом обсудим.

– Ну-ну, – Сулев хмыкнул, – Ничего зимнего не надо?

– В своём дохожу.

– Помечтай.

– Угу. У меня сокамерник тот же?

– Нет. Твоего народного героя вместе с его бабой-хронометристкой вчера с большой помпой депортировали. Ты опять сам-один… без ансамбля. Да, не забудь, сегодня магазин. Порадуй себя чем-нибудь.

Я кивнул и потащился на свой этаж.

Неделя тянулась как в тумане. Это просто подарок судьбы, что я в камере остался один, и рядом нет посторонних проблем. Даже на прогулку я еле заставил себя спуститься только раз, о чём моментально пожалел. В субботу, после долгих раздумий, посетил сауну и снова впал в оцепенение. Просто марсианская депрессия 246. Скоро на куски разваливаться начну.

Изредка заглядывали соседи, но быстро исчезали, понимая, что меня сейчас лучше не трогать. Зато после них на столе осталась черстветь парочка кексов и шоколадный батончик.

Кто-то из вертухаев, устав от моих постоянных просьб, напряг доктора и мне автоматически продлили курс болеутоляющих. Даже их напугало постоянно дымящее привидение с лихорадочным желанием узнать свою дальнейшую судьбу.

Рассвет вторника я встретил в хлам испорченным желудком, воспалёнными от бессонницы глазами и полностью собранными вещами. Ночью мне ударила в голову совершенно бредовая идея, что надо срочно собраться, а то могут возникнуть проблемы с выпиской из тюрьмы.

Но никаких новостей весь день не было.

К ужину я так извёлся, что готов был головой стенку продолбить, чтобы только постоянно наблюдать за вертухаями и первым узнать поступившее радостное известие.

Тишина и ничего…

В сонное оцепенение я впал только под утро среды, как почти сразу был разбужен вертухаем:

– Ваш адвокат звонит, – он оставил дверь открытой и неторопливо удалился в свою будку.

Я босиком, подпрыгивая на ледяном полу, примчался к телефону и схватил трубку:

– Go ahead, please!

– Dmitri, sorry, but you can refuse our further advocation…( Дмитрий, извините, но Вы можете отказаться от наших услуг по дальнейшему представлению вашего дела в вышестоящий суд) – совершенно убитым голосом начал Тони.

У меня внутри всё упало. Если уж адвокат вот так с ходу говорит, что я могу отказаться от их дальнейших услуг, то тут явно никаким освобождением не пахнет.

В трубке что-то зашумело, и ворвался голос сына:

– Привет. Мы только что получили решение суда. Тони очень расстроился.

– Я заметил.

– Ты тоже не особо переживай. Судья просто выкинула из протокола показания всех наших свидетелей и оставила одни требования таможни.

– Короче.

– Тут такое дело. Тебе дали семь лет, конфисковали все средства и имущество компании, а также наложили запрет на занятие тобой любой коммерческой деятельностью. Перевод я потом вышлю. Извини, но мы теперь будем ещё долго и очень заняты. Начни писать книгу, чтобы отвлечься. Всё будет нормально. Это не конец. Пока.

Я осторожно повесил трубку, прислонился к стене и медленно сполз на пол. Вот вам и 1 апреля. День одного русского дурака во всей Финляндии. В голове копошились исключительно нецензурные ошмётки от казавшихся ранее умных мыслей, которые теперь никак развеселить не могли.

Не успел подумать, как неожиданно меня стал разбирать смех. Сначала он был негромким, но быстро нарастал, заставляя болезненно сотрясаться всё тело, пока не перерос в нервный прерывистый хохот.