Леонид Резников - Именем Федерации!

— Мое терпение на пределе, — предупредил Торренц, вынул из кобуры разрядник и аккуратно положил на стол.

— Ты дурак, Торренц, — вновь вскочил Фарро. Кресло опрокинулось, министр отпихнул его ногой и нагнулся вперед. — Даже если ты меня пристрелишь, все равно не услышишь от меня того, чего я не знаю! Я ничего не прятал и никуда не переносил. Разве у меня было на это время или возможности? Сначала я оказался на этой проклятой планете, затем разбился твой крейсер, и я поспешил к нему, потом меня окунуло в болото, а после твои идиоты накинулись на меня и едва не пристрелили, и мне пришлось искать укрытие. Так когда, по-твоему, у меня было время спереть целый корабль? Даже представив, что у меня достало бы на это сил!

Отец Ансельм расколол третий орех, потряс щипцы и вытряхнул на стол ядрышко и скорлупу.

— Да прекрати щелкать орехи! — взорвался Торренц.

Монах недоуменно поднял брови, засунул ядрышко в рот и заработал челюстями.

Торренц, взбешенный меланхолично-наплевательским выражением лица монаха, прогнулся вперед и махнул рукой, собираясь скинуть со стола оставшиеся орехи, но отец Ансельм молниеносно выбросил руку со щипцами и прихватил ими большой палец командира. Торренц взвыл от боли и повалился на стол.

— Не правда ли, больно, сын мой? — с серьезным видом осведомился святой отец, сильнее сжал пальцы и чуть вывернул щипцы.

Безопасники схватились за лучевики, но отец Ансельм охладил их пыл, схватив гидравлические ножницы:

— Только попробуйте, и я ему отрежу пальцы, а может, и всю кисть. В общем, как получится.

Безопасники смешались. Они не знали, чего можно ожидать от человека, столь ловко орудующего обычными щипцами. В кают-компании повисла напряженная тишина. Только тяжелое сопение скалящегося от боли Торренца нарушало ее.

— Ну? — отец Ансельм чуть нажал на рукоятки ножниц, и острые лезвия прижали пальцы.

Торренц вскрикнул и дернулся. Безопасники медленно опустили оружие.

— А теперь пошли вон, псы! — процедил сквозь зубы отец Ансельм.

Безопасники попятились в коридор. Свободная рука Торренца незаметно потянулась к разряднику на столе, но Корнелиус шевельнул пальцами, и оружие скользнуло прочь. Пальцы Торренца схватили воздух. Фарро поспешно подхватил разрядник и направил на командира. Щелкнул фиксатор кнопки предохранителя.

— Садись! — Отец Ансельм отложил ножницы, но палец из щипцов не выпустил. Торренц, кривясь, уселся в кресло. — Я бы с удовольствием оторвал тебе палец… вместе с рукой. — Торренц сглотнул, а монах, заметив его страх, удовлетворенно ухмыльнулся. — Но я не злопамятен, сын мой. Знаешь же: кто старое помянет — тому глаз вон! — расхохотался святой отец и шутливо ткнул пальцем. Торренц не оценил шутки.

— Что тебе от меня надо? — хрипло спросил он.

— Вопрос неверный, — покачал головой отец Ансельм. — Не мы напрашивались к тебе в гости, а ты затащил нас на свою летающую посудину.

— Вы мне не нужны, — хрипло сказал Торренц. — Можете проваливать с корабля. Я дам вам спасательную шлюпку.

— Ай-яй, — сделал печальные глаза святой отец. — Сначала пригласил в гости, теперь пытается выставить вон. Это негостеприимно, сын мой.

— Я не ваш сын!

— Не мой? Тогда какого, прости Господи, дьявола я миндальничаю с таким проходимцем? — воскликнул отец Ансельм и сжал крепкие пальцы на ручках щипцов.

Торренц вскрикнул так, что зазвенело в ушах.

— А теперь рассказывай.

— Что рассказывать?

— Все!

— Что — все?

— Не зли меня!

— И в мыслях не было! — Торренц пытался совладать с подступающим к горлу страхом.

— Знаешь, есть такая вещь — груша, — взялся объяснять отец Ансельм. — Очень хорошая вещь. Она железная и с винтом: крутишь винт — лепестки расходятся, будто цветочек распускается. Ты видел, как распускаются цветы?

— И… что?

— Груша вводится в…

— Избавь меня от дурацких подробностей!

— Не понимаю, чего ты так нервничаешь. Я всего лишь хотел рассказать тебе об этой крайне полезной вещи, но груши, к глубокому моему сожалению, у меня нет, — посетовал монах. — Но зато у меня есть прекрасные ножницы. — Отец Ансельм коснулся лежащих на столе ножниц. — Ими можно отрезать все, что угодно!

— Что тебе от меня нужно, изверг! — Торренц уперся ногами в ножку стола, попытавшись отодвинуться вместе с креслом, но отец Ансельм без видимых усилий притянул его обратно за палец.

— Нам нужно знать о тебе все, а если не заговоришь…

— Я расскажу, я все расскажу, — подпрыгнул в кресле Торренц.

— Мы тебя слушаем, — смиренно склонил голову монах.

— Это была его идея, клянусь! — Торренц указал на Фарро.

— Ближе к делу, — поторопил Корнелиус, встревоженно наблюдая за лицом министра. — Начни с того, как тебя обуяла жажда власти, и ты сам захотел властвовать.

— Да, конечно, — поспешно согласился Торренц. — Так все и было. Я хотел избавиться от Фарро — им многие недовольны.

— И ты в их числе?

— Я… не знаю… — промямлил Торренц. — Но мне сказали, что он разбился!

— Врет! — вздохнул отец Ансельм и поднял со стола ножницы.

— Я не вру! Мне доложили, что катер, на котором бежал Фарро, разбился, и я потребовал отыскать тело.

— Зачем же ты тогда приказал своим слугам стрелять в него, грязного и голого, взывающего о помощи?

— Я…

— Мы тебя внимательно слушаем.

— Это…

— Что ты там мямлишь? — заорал, не вытерпев, Фарро. — Потом ты решил пришить меня и сказать, что нашли мое тело. А золото и камни присвоить себе, так?

Торренц поморщился и отвернулся.

— Так, — заключил Фарро. — Какой же ты подонок!

— Были хорошие учителя, — буркнул Торренц и исподлобья взглянул в лицо взбешенного министра. И застыл. — Лицо!

— Что — лицо? — прорычал Фарро.

— Твое лицо… оно… — Торренц, забыв на время о боли в пальце, поводил свободной рукой перед своим лицом.

Левая сторона лица Фарро чуть оплыла, нос заострился, а правый глаз немного увеличился, будто министр нарочно вытаращил его. Но метаморфозы на этом не закончились. Правый глаз пришел в норму, зато левый повело в сторону от носа, уши скачком увеличились, а нос вспух, став похожим на картофелину.

Торренц вскрикнул и вывалился из кресла.

Отец Ансельм выпустил из рук щипцы, вскочил из-за стола и перекрестился.

Корнелиус остался неподвижен, пытаясь решить, как следует поступить, но в голову ничего путного не приходило.

— Кто это? Кто это такой? — взвизгнул Торренц, отползая в угол. — Это не Фарро!

— Ты что, с ума спятил? Это я, Фарро! — министр ткнул себя кулаком в раздувшуюся грудь.

Корнелиус закрыл глаза и, бормоча заклинание, зашевелил пальцами. Фигура Фарро то опадала, то раздувалась, лицо его то вытягивалось, то становилось похожим на гриб. Глаза попеременно увеличивались и уменьшались, а нос вел себя подобно голодной пиявке, присосавшейся к лицу. Ставшие желейными мышцы на руках и шее подрагивали, колыша обвислую кожу.