Марина Ефиминюк - Магические ребусы [СИ]

Разбудил меня неожиданный толчок крылатой посудины. От липкого страха душа мгновенно ушла в пятки и сон как рукой сняло. Οгни на палубе были приглушены. Вокруг все отдыхали, кто-то смачно храпел. Тильда с Бади успели сбежать на другой ряд, и подруга дрыхла, растянувшись на лавке и пристроив голову на колени приятеля.

Я аккуратно освободилась из объятий Илая и тихонечко встала. Он приоткрыл глаза:

— Ты куда?

— Сейчас вернусь.

После пары часов в изогнутой позе шея ныла, поясница затекла и очень хотелось одного: выпрямиться. Впервые попробовала в дороге спать на плече у парня и теперь активно не советую. Потом не разогнетесь.

— Проводить? — Илай потянулся. Честное слово, зная характер моей белобрысой принцессы, в жизни не подумаешь, какой запас нерастраченной заботы таился у нее внутри.

— Обещаю, что не заблужусь.

— Главное, спросонья ни на кого не накидывайся, — хмыкнул он.

Через некоторое время я выходила из уборной, спрятанной под лестницей. В тишине с верхней палубы неслись неразборчивые голоса, кто-то отчаянно стучал каблуками под дощатому полу, словно маятником метался возле кают. Я закрыла дверь на внешнюю защелку, только хотела вернуться на свое место, но помедлила: в углу кто-то зашевелился. В первое мгновение почудилось, что у стены шуршит большущая крыса, но оказалось, что в тени пряталась маленький пятнистый песик.

— Буся? — неожиданно вспомнилась кличка потеряшки. — Это не тебя наверху ищут? Слинял?

Я присела на корточки и протянула руку. Принюхиваясь, песик сделал пару скользящих шажков на длинных тоненьких ножках. Когда мы поднимались по трапу, хорошенько рассмотреть звереныша не позволило скудное освещение и нервные дергания самого звереныша. У него была короткая гладкая шерсть лимонного цвета с синими разновеликими пятнами.

Пару лет назад из Эртонии к нам пришла престранная мода красить шерсть домашним питомцам с помощью алхимических эликсиров. Во время очередной поездки в столицу тетка Надин насмотрелась на местных модниц с разноцветными питомцами под мышкой и по возвращении решительно перекрасила в сиреневый цвет кота, откормленного рыжего ленивца, живущего в таверне. Бедняга малость облысел и от переживаний седмицу не вылезал из чулана, как забился за ящики с дешевой сивухой, так сидел. В конечном итоге он оголодал и впервые за карьеру крысолова вышел на охоту!

Как сейчас помню, идет по проходу между столами худой сиреневый демон, волочит по полу облезлый хвост, а в зубах задушенная мышка… Половина завсегдатаев решила, что допилась до белой горячки, и еще уйму времени заведение пустовало. В таверне не раз случались «темные» времена, но месяц после явления сиреневого чудовища тетка считает чернейшим и почему-то винит именно кота, к счастью, вернувшего и рыҗий цвет, и повышенную пушистость, и потерянный вес. Последнее — с приличным запасом.

— За что тебя покрасили под рейнсверскогo папеля? — вздохнула я, приглядываясь к несчастному зверенышу. Зрачки у него оказались вертикальными, как у кота или рейнсверского демона…

Папель этот Буся! Самый настоящий чистокровный папель. Догадка пронзила меня подобно магическому удару. Я так резко дернулась, что не удержала равновесия и шмякнулась на попу. «Песик» зарычал, низким тембром, мало подходящим милому домашнему питомцу. На холке поднялась коротенькая шерсть, прятавшая острые иголки, а у меня на затылке зашевелились волосы.

— Демоны меня дери! — прошептала я и тут же залепетала: — Нет-нет, Буся, меня нельзя драть. Я категорически против. Это просто дурная присказка, вводное слово…

Конечно, папелю было в высшей степени плевать на тонкости языкознания и речевых оборотов. Он медленно приближался, мягко, пружинисто, ведя носом по воздуху. Я так же медленно, стараясь не делать резких движений, поднималась. В oбщем, мы оба были плавными, осторожными и приглядывались друг к другу. Звереныш еще и принюхивался, видимо, рассматривая меня в качестве перекуса после сытного ужина.

Вдруг наверху что-то бабахнуло. Демон взвился в воздух, с места подпрыгнув на высоту человеческого роста, и я сорвалась. Заклятье обездвиживания слетело с кончиков пальцев. Бесполезная, казалось бы, на живых существах магия вырвалась рефлекторно, после декады зубрешки и практики, но на представителя рейнсверского бестиария подействовала безотказно! Папеля парализовало. Похожий на набитое опилками чучело, он шлепнулся под ноги. Лaпы расставлены, пасть раззявлена, глаза вытаращены — хоть сейчас ставь на каминную полку вместе с охотничьими трофеями.

С опаской склонившись к демону, я приложила ладонь к неожиданно мягкому животу и проверила биение сердца. Стучало отлично, пусть и несколько заполошно, даже в двух местах. Осторожно подняла звереныша, чтобы спрятать в уборной, и, пока демон обездвижен, броситься к Илаю за помощью, но пронзительный женский голос взвизгнул:

— Буся!

От неожиданности я едва не выпустила несчастного Бусю из рук и воровато оглянулась к источнику шума. Изогнувшись в поле бублика, сквозь перила за мной наблюдала хозяйка демона. Глаза у ңее были вытаращены, почти как у парализованного питомца. Грохоча высокими каблуками по ступенькам, в развевающемся шелковом халате она сбежала вниз. На последней ступеньке подвернула ногу.

— Осторожнее! — сочувственного охнула я.

— Думала украсть мою собаку?! — не обращая внимания на конфуз, выкрикнула она.

— Кто? — очень по-умнoму моргнула я.

— Ты! Воровка!

— Я?! Заберите, ради всего святогo, вашего Бусю! Мы случайно возле уборной встретились.

Неподвижного папеля выдрали у меня из рук едва ли не вместе с пальцами.

— Что с ней? — меняясь в лице, она встряхнула питомца.

— С ним, — поправила я, удивляясь, почему хозяйка не замечает вполне очевидную вещь: папель Буся родился мальчиком. — Он парализован заклятьем.

— Ты ее убила!

— Нет, он парализован, — начиная раздpажаться, повторила я. — Скоро придет в себя.

— Убийца невинных собачек!

Ужасно хотелось нахамить и в лучших традициях восточных долин послать истеричную даму в долгое пешее путешествие за грань, но грубости пришлось проглотить. Знаете, рыльце тоже в пушку — огрела бедное создание магией. На любовь к живой природе не тянет и гуманизмом тоже не попахивает.

— Послушайте, мадам, ваша собачка мало что жива, так еще и не собачка, — пытаясь сохранить вежливый тон, настаивала я.

— А кто она?! — принялась чокнутая тыкать мне в лицо раззявленной мордой демона. — Песик?!

— Конечно, песик. Нездешний. У него два сердца!

— И что?! Я выложила за нее двести соримов! За такие деньги у этой эртонской болонки просто обязаны быть лишние органы!