Владимир Кожевников - Забытый. Литва

— Иванко с Сенькой, скачите к засаде! Если Миколай со Станиславом еще там, пусть скачут к броду! Что есть духу!

— Какому броду?!

— Алешка знает! Пусть переправляются и караулят татар на том берегу.

— А что, они уже?!.

— А вы сами не видите? Куда им деваться! Давайте быстрей! Быстрей!! Сашка, меньшой Иван, Мишка, Янис — вы вон туда! Если засада уже ушла, перехватите их там. Помотайтесь взад-вперед, найдите, не дайте ввязаться в драку! Приказ тот же: лететь к броду и — на тот берег! Сами с ними! Вперед!

Отроки умчались.

— Остальные за мной! — и Дмитрий поскакал догонять «бобров».

А в других места битва шла по-другому.

Новогрудские лучники перед полками Олгерда сделали все, что могли, но только стрелки Петраса на фланге сработали эффективно. У новогрудцев и дальность была не та, и слаженность, и татарские стрелы накрыли их быстрей и гуще, чем арбалетчиков. И когда стали отходить за прикрытие, замешкались. Татары успели их настичь и порубили саблями около полусотни. Правда, прикрытие и легкая конница Олгерда сманеврировали грамотно, выскочили вперед быстро и ударили в сабли, не дав истребить лучников. Так что и у Олгерда основной строй не пострадал.

Зато у Андрея...

Стрелки его успели пустить всего три-четыре стрелы. И вся польза, принесенная ими, исчерпалась тем, что на какое-то время заслонили собой основной строй. Все они были уничтожены, в основном стрелами, не успев отойти за прикрытие.

Легкая конница тоже жестоко пострадала от обстрела, и хотя храбро бросилась вперед, оказалась слишком малочисленной и далековато выскочила, чтобы дождаться помощи главного строя, ее постреляли, посекли и рассеяли, и основные полки, двинувшись вперед, оказались голыми перед лавиной татар, налетевших на скорости и продолжавших пускать тучи стрел.

Как только дошло до мечей, полки Андрея и Константина остановились, а потом чуть не сразу попятились. Объехать литвин татары не могли, но с фронта давили так отчаянно, что отход этого фланга не помогли приостановить ни почти сразу введенные в дело для уплотнения строя полки Кориатовичей, ни подперевший строй слева полк Михаила Евнутьевича.

Татары налетали и отскакивали, выпуская рои стрел, перед фронтом Андрея бушевал какой-то ураган, от которого литовский строй не отступал даже, а истаивал спереди, как снег под струей кипятка, первые ряды ложились под саблями и стрелами, уступая место следующим и отдавая противнику так необходимое сейчас боевое пространство, ведь соседи, — Андрей хорошо это видел! — не отступали.

Как остановить этот ураган, он не знал, нужны были подкрепления, чтобы подержаться с их помощью еще какое-то время в надежде на соседей, на то, что у них что-то получится? Но что у них могло получиться? Впрочем, если и у них не получается, Олгерд подкреплений просто не даст.

А если все-таки получается? Ведь вон они, видно же, не отходят, дерутся!

И Андрей послал за подкреплением, тут его гаснущие надежды немного поддержал Михаил Евнутьевич, цепко державший свой фланг и никак не дававший татарам оторвать Андреевы войска от Олгердовых. Как-то сумел он связать татар, перед его строем не так заметно бесновался ураган, там сошлись лоб в лоб и секлись мечами, там и стрел, вроде, летело поменьше, и полк держался, разворачиваясь потихоньку полукругом вправо по мере отступления Андреевых полков, и не давал разорвать строй и ударить Олгерду во фланг.

Весь этот ужас и безнадега, когда татары перли, литвины гибли, а Олгерд молчал, тянулись с полчаса. Но когда гонец от Олгерда вернулся с приказом стоять до последнего и подкреплений не ждать, Андрея это не повергло в отчаяние. С одной стороны он такой ответ и предполагал, а с другой...

Что-то неуловимо изменилось! Что — он некоторое время еще не мог понять, но что к лучшему — почуял моментально!

Оказалось — не он один, потому что крики, бодрые и возбужденные, послышались спереди, из самых рядов сражающихся, даже тех, кто дальше всех отступил.

Наконец Андрей заметил: строй Олгерда подвинулся вперед, а полк Михаила Евнутьевича качнулся к реке!

«Боже милосердный! Неужто?!!» — Андрей потянул из ножен меч:

— А ну, ребята! Поможем, чем можем! Кажись, наша берет!! Дружинников за ним стояло всего полсотни, но они взревели так громко и радостно, что им откликнулись отовсюду. Андрей повел их к реке, где дела складывались тяжелее всего, где литвин уже рассекли и кое-где спихивали в воду. Здесь строй был уже не строй, а разваливающаяся на отдельные схватки толпа людей, бьющихся за свои жизни, и Андрей врезался тут в татар с криком:

— Наша взяла!!!

Не один литвин, отмахиваясь из последних сил от наседающих татар, подумал в это мгновенье: «Странное русское слово — «взяла»... Кто взяла? Кого? Как? За что взяла?»...

Напор татар стал быстро слабеть, им пришлось повернуть к навалившимся с фланга Олгердовым полкам. И в конце концов получилось, что Андрей «с малой дружиной» закрыл уже образовавшийся прорыв.

Лучше всех увидел это скоротечное побоище Олгерд. Он только смотрел, ему ни во что не пришлось вмешиваться. На протяжении всей битвы, — а она как собственно битва продолжалась часа полтора, — Олгерд завороженно глядел перед собой, иногда встряхивая головой или дергая себя за ус, вполне серьезно опасаясь, как бы это не оказалось сном.

Только в самом конце, когда уже все стало ясно, ему пришлось что-то сделать, то есть послать к чертям Андреева гонца с его мольбами о подкреплении и приказать держаться.

Перед ним — да место еще было удобное, видно все, как на ладони! — развернулась сказочная картина.

Первый суим, и правый фланг попятился, а левый пошел вперед. Центр, оберегая фланги, не разорвав строя, стал медленно поворачивать направо, и уже через час все почти татарское войско оказалось между литвинами и рекой, а вернее — прижатым к реке! И побежали! Кто мог, на флангах, попытались уйти вдоль берега, остальные стали сваливаться в воду.

Тут и Олгерд вспомнил о броде и подумал: хорошо бы кинуть через него полк-другой на тот берег, отрезать татарам путь к бегству. Но послать было некого, все войска втянулись в драку, к тому же битва кончилась, началось преследование и избиение. И Олгерд махнул рукой: и так хорошо! Трудно представить, что он испытывал, слушая, как ликуют сзади отроки, и следя за собой, чтобы не поддаться порыву, не заверещать от радости, не ударить рукавицей оземь или сорвать шлем и подбросить его высоко над головой. Он только похлопывал ласково коня по шее, да то и дело приглаживал усы, пряча под рукой радостную улыбку.

«Аи да чертов сын! Аи да Олгерд! Это тебе не поляки голозадые! Даже не Орден! Татар — и кто! Олгерд, скажут, князь Литовский! Он, скажут, первым татар побил и погнал их на юг и на восток, к чертовой матери! Аи да Олгерд, аи да орел!»