Владимир Кожевников - Забытый. Литва

Татары опять пошли. И арбалетчики заработали! Схватки не получилось совсем, татары не доскакали. Когда литвины пошли вперед, они сразу повернули и кинулись в степь.

— Ясно, мать их ...! — взорвался Дмитрий. — Уводят! Дурочку валяют! Лука, выводи холмский и белзский полки в тыл, вместо них арбалетчиков шеренгой, твой и владимирский полки с флангов, и до вечера можешь их забавлять, пока совсем не разбегутся. А я с этими двумя полками в город.

— А может, шарахнуть их да погнать?

— Гони, но сначала пешком. Как арбалетчики будут успевать. Чтобы их строй не ломался! А там посмотришь, на сколько татар хватит.

Закричали сотники, загнусили трубы, белзский и холмский полки начали отходить, а арбалетчики расходиться в шеренгу. Через полчаса Дмитрий повел высвободившиеся полки в город который пылал с одного края, и откуда слышался «великий плач».

Татар в городе оказалось совсем мало. Много осталось брошенных рабов. Старых, русских в основном. Задержались купцы, не поверили, что татары позволят так обойтись со своей столицей. Купцов литовские воеводы приказали не трогать, но как разберешься в пылу боя, в азарте охоты за добычей, купец ли перед тобой или так... Убивать, правда, не убивали, не хватали в полон, отпускали, даже с пожитками и конями. Чего было хоть пруд пруди, так это коней. Множество их, беспризорных, моталось вокруг города по обоим берегам.

День прошел бестолково донельзя. Не умел еще Дмитрий грабить завоеванные города. Воеводы ничего не подсказали. Да и город-то был...

Убедившись, что войск в нем не осталось, Дмитрий послал холмский полк к переправе, где уже догорал мост, приказал переправляться и догонять ушедшие за Буг обозы. А с белзским полком опять метнулся вслед Лукьяну, но тот был уже далеко. Узналось это от стрелков, возвращавшихся в город. Монах рассказал, что после первого же наскока, когда в дело в полную силу пошли арбалеты, татары повернули в степь и, не пытаясь больше атаковать, стали уходить. Лука, естественно, бросился догонять, приказав стрелкам возвращаться.

— Не налетел бы он там, с двумя-то полками...

— Не похоже, чтоб налетел. Мало татар, видно, что мало. Не иначе как разбежались ханы, а то бы их тут поболе собралось. Они ведь как: если добыча светит, налетают скопом, как мухи. А стоит шугануть, так в разные стороны — кто проворней, тот и молодец. Чтобы выручить друг друга — этого у них не водится. Вот и бросили, думаю, хана Деметра союзнички его на произвол судьбы. А может, сами еще и ограбили, это у них тоже водится.

— Сам-то он где, интересно?

— Да с войском своим отступает, не иначе. Без него они, думаешь, стали бы обороняться? Да еще грамотно так! Разбежались бы сразу к чертям и все.

— Поймать бы его.

— Да на кой он нам сдался? Выкуп тебе за него, что ли, нужен?

— Да ну! Нужен нам его выкуп, вон добра сколько! Да и кто его станет выкупать? Нет, так, порассказал бы много чего про жизнь ордынскую, просветил. Ну и вообще... хана в плену привести, здорово бы смотрелось!

— А-а... Хлопот с ним... Не стоит трудов.

Ближе к вечеру Лука вернулся. Сказал, что гнался долго и рассеял и прогнал степняков далеко.

— А сколько их? Они ведь в кучу быстро сбиваются.

— Черт их знает! Татар в степи посчитать... — сам знаешь. Ну тысяча, ну полторы, но не больше. Иначе бы они контратаковали.

— А побили, поймали много?

— Побили мало совсем. Дыть они разлетелись по степи, как куропатки. В плен тоже, так, раненых десятка три-четыре догнали... Больше всего их тут, арбалетчики, вон, наваляли. Они и деру!

К заходу солнца потухли пожары. Их не тушили, просто не дали разгораться, благо тихо было, ни ветерка. Холмский полк как ушел за реку, так и с концами. От Вингольда тоже ни слуху, ни духу.

— Если что, так знать бы дали живо, — пыхтел, успокаивая, монах, — небось, добычу настигли. Там-то уж точно главный куш.

— Ну, будем считать... — Дмитрий передернул плечами, будто сбросил с себя разом весь груз забот. — Наше дело сделано. Отдыхать будем!

Конечно, дозоры были. И часовые ходили до утра. Но если бы в эту ночь откуда-нибудь наскочил на Ябу-городок хоть какой-то отряд... Ох-хо-хо!..

Но он не наскочил, это Дмитрий тоже расчел, поэтому и дал войску расслабиться.

И войско гульнуло! Благо запасов меда, браги и всяческих наливок нашлось в городе в изобилии. Хоть и татарское гнездо, хоть должен бы быть здесь один мутный, мерзкий всякому русскому и литвину кумыс, ан нет — нашлось и что надо. Чувствовалось все-таки на окраине Орды влияние Европы.

Дмитрий собрал у своего шатра (в шатре бы все не поместились, да и в такую ли дивную ночь в духоте сидеть!) всех полковников и сотников. Орава получилась под девяносто человек. Конечно, полковников и монаха с его стрелками Дмитрий посадил возле себя, желая поговорить, подвести итоги. Жаль, не было своих, да что поделаешь, дальше вряд ли такой вечер выпадет.

Завтра подойдет Олгерд, начнет распоряжаться, делить добычу, ставить новые задачи. Такого отдыха, какой сейчас позволил своим Дмитрий, он не понимал и потому не допускал. А разобрать поход по свежей памяти хотелось.

За столом вместо отроков помогали брошенные в городе русские пленные: пожилые и вовсе старые женщины и мужчины, но от радости, от неожиданно свалившегося избавления столь помолодевшие, такие веселые, бойкие, ловкие, что управлялись лучше отроков, пировавших сейчас за отдельным столом. Ни одного молодого парня, ни одной красивой девки среди освобожденных не было.

— Если с собой угнали — еще полбеды, — ворчал, оглядываясь на прислуживавших монах, — не порезали бы как кур, да в речку не побросали. У них не заржавеет.

Его слова сильно расстроили Дмитрия. С тем большим нетерпением ждал он теперь вестей от Вингольда.

Над веселящимися воинами в черном небе помигивали огромные звезды. Столы, ярко освещенные плошками, факелами, ломились от разных аппетитных яств.

Князь поднял первую чару за победу, поздравил и поблагодарил всех. Выпили с гамом и криками. Дмитрий сразу налил вновь и поднял руку, прося тишины:

— А теперь...

Все быстро угомонились.

— ...теперь я хочу выпить за главных именинников! За тех, кто больше всех сделал для победы, кто защитил нас от татарских стрел, кто спас столько жизней...

Пошел недоуменный шумок: «О ком это он так?» — куда клонит князь, поняли далеко не все.

— За наших стрелков! — Дмитрий поднял за руку невозмутимого монаха, совершенно засмущавшихся Корноуха, Петраса, Ионаса, Василия, помахал рукой (вставай, мол) тоже засмущавшемуся Антону и — невиданное дело! — поклонился им в пояс и махом осушил чару.

Стрелков начали поздравлять, кто мог дотянуться, лезли чокаться, опять поднялся гвалт. Когда уселись, монах шепнул смущенно Дмитрию: