Владимир Кожевников - Забытый. Литва

— Ты уж того, князь, слишком!.. Перебор, вроде...

— А что ты мне вчера бубнил?

— Ну, это бывает. Думал подергать тебя, чтобы о воинах не забывал, не завышался.

— Отче, арбалетчики — это ведь моя идея! Я действительно считаю, что они сделали битву. Да так оно и есть! Мне это дело дальше двигать надо. Так как же я забуду? Ведь меня и дед учил, и ты с Плутархосом, что полководец, который забыл о воинах, — сразу уже не полководец, а дерьмо, и первую же битву проиграет!

— Хорошо, что ты так думаешь. Но так думают почти все полководцы, а вот поступают... Знаешь сам, как частенько поступают.

— Что-то мудришь. Думают так, поступают этак...

— Ничего не мудрю. Вот ты думаешь, что поступаешь правильно, а правильно ли это на самом деле? Ведь никто из нас не делает того, что считает неправильным.

— Ну и что? Я ж об этом не спорю.

— А то... Чем дольше ты живешь, чем больше удачных дел, побед, а главное — чем больше власти... — был у тебя полк, и вдруг целое войско, а ты и с войском вон как управился! — тем быстрей ты завысишься, заважничаешь, на себя здраво смотреть перестанешь, непогрешимым себя возомнишь.

— Да ты что, отец Ипат, ты это серьезно?!

— Уж куда серьезней!

Стол загудел разговорами. Полковники к их разговору не прислушивались или делали вид.

— Ну а где я завысился, скажи?

— Пока нигде, слава Иисусу Христу.

— Так чего ж ты?

— Наперед, сыне, наперед! Власть и слава, пуще всего слава, уродуют любого человека, будь он хоть святой. И тебя изуродуют. И ничего ты не сделаешь! — Монах хитро сощурился. — Если один будешь.

— Как же я один?

— Решать один. Если некому будет тебя донимать, ругать.

— Ох-хи! — ехидно хихикает Дмитрий, — права себе выторговываешь?

— Не выторговываю, а заявляю! Глаголю тебе: слухай старших, малый, не то пропадешь! От собственной гордыни пропадешь!

— Хорошо, — смеется Дмитрий, — начну я тебя во всем слушать. А где гарантия, что тогда ты не зазнаешься? И начнешь мне изрекать, — не советовать, а изрекать, — глаголить, как ты сейчас сказал! А?!

Монах молчит, пыхтит, наливается краской и вдруг разражается хохотом, начинает ворочаться, опрокидывать кружки:

— Тогда ковш воды за ворот старому барану! — Он наполняет жбан до краев, вскакивает и орет что есть мочи:

— Здоровье князя Дмитрия!!

Вскакивают за всеми столами и кричат кто во что горазд: «Здоровья и удачи князю! На многие лета! А мудрости ему не занимать! Слава победителю! Вот кто настоящий победитель татар! Твое здоровье, князь!» — и т. д. Дмитрий чувствует, что тает от удовольствия, а монах уже нашептывает на ухо:

— Что? Приятно? По роже твоей вижу, что приятно! Вот и пошло! Ну, тут ладно, тут заслужил. А вот станешь князем... И делать ничего не будешь, а тебе все каждый день так и будут петь, так и будут дудеть, какой ты мудрый, да какой ты добрый, да какой заботливый, да красивый, да сильный, да...

— Да отстань ты! Прицепился как репей! Сегодня-то хоть дай повеселиться без забот!

— Ладно-ладно, веселись. Только слов моих не забывай. Впрочем, забудешь — я напомню.

Разговоры за столами приняли индивидуальный характер, причем в них все явственней зазвучала идея взаимного уважения (с оттенками вопроса), переходящего в любовь. Исключение составляли полковники, ожидавшие беседы с князем и потому от питья пока воздерживавшиеся. Они довольно вяло обсуждали перипетии сегодняшнего дня.

— Что скучноваты, паны полковники? Али добыча худа?

— Я бы не сказал, что худа, — степенно откликается Лука, — нет, добыча очень недурна. Особенно оружие. Посуды хорошей много, тканей заморских. Меха... Тут базар хаарроший был!

— А повозок много? — вдруг интересуется монах.

— Много. Всего много.

— Зачем они тебе? — удивляется Дмитрий.

— Барахло домой везти.

— Барахло... Вот именно — барахло! — Дмитрий кривится презрительно, — Вы бы уж брали что-нибудь такое...

— Какое? — щерится весело монах.

— Да полегче что-нибудь. Деньги там, камушки... Чтоб в колте умещалось. А то ведь сами не заметим, как из воев в купцов превратимся.

— Слова дельные, князь, — говорит новогрудский Константин, — только деньги да камни — где они? Мало их и искать трудно... Потому что спрятать легко. Хых! А барахло вот оно, все на виду, никаких хлопот. Да и плохо, это что ли? Добыча в бою — святое дело.

— Представляешь, какой обоз будет?

— Ну и что? Татар разогнали. Теперь хоть какой обоз — не страшно. Довезем! А не довезем — бросим, вот и весь сказ.

— Быстрый какой — бросим, — качает головой монах, — иной лучше удавится, чем барахло бросит, и не до боя ему будет, не до похода. Тут князь прав. Только, я думаю, мы-то — довезем!

— Довезем, довезем! — смеются полковники.

— Думаете, завтра барахло домой потянем?

— А что еще? Походу конец!

— Уверены? — Дмитрий обводит всех взглядом, и полковники недоуменно спрашивают глазами: «Неужели еще не все?»

— Ладно. Это как Олгерд решит. Давайте-ка о сегодняшнем бое поговорим. И о вчерашнем. Что скажете, командиры? Что хорошо было, что плохо?

— Все было хорошо! Особливо командир! — высовывается хорошо поддавший Корноух, а полковники заулыбались, но помалкивают. Наконец Лука осторожно:

— Трудно так сгоряча-то... подумать надо, обмозговать. А то ведь действительно скажешь: все хорошо. Битва удачная. Очень удачная! Да еще с кем!

— Вот и подумайте. Можно даже изменить вопрос: что было плохо?

— Сейчас как-то не думается, князь, — виновато жмет плечами Лука, — победа глаза застит. А тут еще стол какой. Попозже бы, на досуге подумать.

— Черта с два потом обмозгуешь! — монах вмешивается решительно и недовольно, — потом все вообще розовым покажется. Каждый сказок насочиняет и себе, и другим. И вся картина черт-те как исказится.

— Ну что мы — детишки, самим себе сказки рассказывать, — возмущенно гудят воеводы.

— Да не сказки! А вспомните, как вчера каждый из вас стоял и думал: эх, вот бы сейчас не так, а так сделать, не туда, а сюда стукнуть, не тех, а тех двинуть и прочее подобное. Или не было, скажете, такого?! А?!

— Ну, было...

— Так вот это и забудется, и станет казаться все прекрасно. А сейчас именно это надо вспомнить, об этом сказать.

Дмитрий удивленно косится на монаха: ну — стратег!

— Да, князь, — заговорил белзский воевода Мирослав, — когда стрелки отходить начали, нескладно получилось. Одна половина ушла, другая осталась. Нам вперед надо, а они торчат... Там сзади них Вингольд, он нас оттирать начал, тесниться пришлось аж не знаю как! Хорошо, время было, а то перемешались бы или стрелков сами же смяли.

— Да, Корноух, что сказано было — не исполнил, — согласился Дмитрий.

— Как — не исполнил?! — взвился Корноух. — Мне что было сказано?!