Владимир Кожевников - Забытый. Литва

Глебыч иногда плевался, слушая россказни Кориата или доклады дружинников о невозможном нахальстве Юли, чаще же хохотал во всю глотку. Караван шел, татары вели себя спокойно, держались особняком, разбойников не встречалось, становилось все холоднее, но и к дому все ближе и, наконец, осталась позади Коломна и замаячили впереди московские колоколенки.

Кориат стал серьезен при встрече с Москвой. Этот странный городок вызывал в нем любопытство и уважение. Появившийся ниоткуда посреди разоренной дотла Руси, он торчал как кость в горле у всех: и у Твери, и Новгорода вольного, и у могучего Олгерда, да и у Орды, видно, скоро колом встанет, в этом Кориат не сомневался с тех пор, как увидел московское посольство в шатре Джанибека.

То, что сам он будет лишь ставкой в игре Семиона с Олгердом, Кориат отлично понимал, потому за себя не беспокоился. Чувствовал, что ждать, а может быть и клянчить выкуп у прижимистого братца придется долго, поэтому собрался всерьез и как можно уютнее устроиться в Москве.

Сам-то он бы устроился. Но ведь пленник! Тут уж не до жиру, как князь Семион посмотрит. И только в этом отношении свидание с московским князем беспокоило Кориата.

Когда его ввели к великому князю, тот не поднялся из-за стола, только показал рукой — проходи, садись. Кориат молча прошел и сел напротив. Он впервые видел «гордого» князя. Облик его действительно был внушителен, а жест высокомерен, и Кориат невольно как-то внутренне ощетинился, очень он не любил, когда с ним разговаривали свысока.

Семион смотрел исподлобья выжидающе, лицо его, широкое и с довольно широким прямым носом, но одновременно какого-то хищного, ястребиного вида, открыто грозило. А Кориат молчал.

Наконец Семион прервал молчание:

— У вас в Литве при встрече здороваются?

Кориат несколько потерялся. Он ждал угроз, приготовился к отпору, а тут...

— Прости, Великий князь. Но я пленник. Негоже, вроде, пленнику с приветами лезть...

— Не держишь ты себя за пленника. Разве вот со мной только. Кориат пожал плечами:

— Как можно иначе?

— Да уж не знаю. Видно, родство наше не забыл. Как в дом родной завалился. Меду одного сколько уже успел перевести.

— Ну уж! Неужели и тебе меду московского жалко?

— Смотря кому, — Семион покривился вроде и весело, а все с угрозой, — а не допускаешь ли ты, ловкач-посол, что сгною я тебя в яме за художества твои в Орде? Водички будешь просить Христа ради, а не меды жрать.

— Воля твоя, князь. Но не думаю. — Кориат остался спокоен.

— Почему?

— Ну, во-первых, потому, что я только посол, сам говоришь, и исполнял задумку Олгерда, а не свою. Кстати, клепать на Москву по замыслу вовсе не собирались, это уж так, по ходу дела, уловки дипломатии. Во-вторых, ничего из задуманного я не исполнил, никакого вреда тебе не нанес, а пожалуй, даже укрепил твои позиции в Орде. Разве не так?

Семион промолчал.

— И третье: твоя политика теперь будет — прижать Олгерда. Ты его уже прижал, завладев мною, и теперь будешь меня продавать. Так какой тебе прок товар в яме гноить? Тем более — родня как-никак.

— Видишь ли, ты такой товар, который чем круче гноить, тем быстрей и выгодней можно продать. А?

Кориат опять пожал плечами:

— Тут пережать легко. Но ты ведь еще моего мнения не узнал.

— О чем?

— О твоих отношениях с Олгердом. Ведь я с самого начала был за то, чтобы с тобой перво-наперво союз заключить, — начал врать Кориат.

— То есть ты хочешь сказать, если я тебя в яме буду держать, ты мне помогать не будешь, а если медом буду поить, то подскажешь, как тебя выгодней Олгерду продать? — Семион весело поднял брови.

— Ну что ты, князь, — Кориат прикусил губу, пряча в усах улыбку, — все продать, да продать... Не купцы ж мы все-таки. Просто теперь мое мнение начинает перевешивать: Литве с Москвой в мире жить надо.

— Ради чего же вы в Орду поперлись?

— Орда нас и сама давит, и с хунгарами и поляками легко о многом договаривается. А тут мы сами еще своим налетом позапрошлогодним добавили. В общем, прощения я в Орду ездил просить. Уговорить хотел хана, чтобы Польше не помогал, а то она самого его стучать начнет. А тут ты со своим посольством.

— Ну ладно! — цыкнул Семион. — Тоже мне — святоша, друг. А что ж на Москву наговорил? Что выход ордынский утаиваем?

— А разве ж это секрет? — рискнул Кориат.

— А ваше ли то собачье дело?! Я к Олгерду в карман не заглядываю!

— Не сердись, Великий князь. У Олгерда сейчас голова кругом. Соседи все как сговорились. Все могущественные, и все — на нас! Тут хоть кого-нибудь, хоть как-нибудь, хоть чуть-чуть ослабить...

— Ослабить... Нет чтобы помириться, тыл обезопасить, да на главного врага повернуть!..

— Вот-вот!! Вот, Великий князь! И я это, слово в слово, Олгерду говорил! Да не послушал он меня тогда. Теперь бы послушал...

— Да теперь уж куда ему деться!.. Но кто же вам всех страшней?

— Орден, князь. Это наказание Божье!..

— А Польша?

— Да и Польша... Но... она послабей, поглупей, позанозистей, попетушистей... С ними как-то попроще. А Орден... Вот и помириться бы нам с тобой. Ведь у тебя, смотрю, своих забот хватает: то Рязань, то Тверь, то Новгород, а главное — Орда! А помирились бы, да друг на друга с опаской не оглядывались... спина к спине!.. Как бы выгадали-то! И он, и ты!.. А?..

«Сегодня больше он, чем я. Прищемили вам хвост-то! Но и добивать Литву резона нет. Разбей их сейчас Орден, и окажусь я меж немцами и татарами... тепленький и голенький»...

— Я это понимаю, а вот братец твой, похоже, — нет.

— Дай срок — поймет! Уже понял!

— Ну дай Бог. А срок у тебя будет. У меня время пока терпит. Если, конечно, бежать не наладишься. Тогда твой срок кончится сразу. Понял?

— Чего уж не понять...

— А брату напиши то, что мне говорил. Мудрые слова, между прочим. Мира у него я не клянчу, пусть сам о себе прикинет, а за тебя выкуп положу. Много нам не надо, а вот то, что мы на тебя в Орде истратили, пусть вернет. И потом — дружина твоя. Такую ораву кормить мне вовсе ни к чему. Так что отправляй всех, и чем раньше, тем лучше.

— Так ты меня одного, что ли, здесь?!

— Ты один всего и стоишь. Остальные — только лишний расход.

— И за князей выкупа не берешь?

— Почему? Князей я авансом отпускаю. Пусть потом выкуп пришлют. А не пришлют, с тебя взыщу.

Кориат затосковал. Оно, Москва, конечно, не Орда, но все-таки чтобы совсем одному... Он просто не ожидал, не думал об этом. Да, хреновато! И с выкупом... Мало того, что Олгерд был очень «бережлив», но сейчас даже при всем желании разоренная, побитая, разграбленная Литва не могла быстро найти столько денег.

— Долго же мне у тебя гостить придется, Великий князь. — Кориат спрятал опечаленные глаза.

— Думаю, жизнь брата стоит любых денег. Но если Олгерд так не думает, то о семейной гордости пусть вспомнит. Иди, князь. Счет тебе Федор Глебович передаст. Ну и ... если уж невмоготу тут одному... можешь оставить при себе пару-тройку... самых необходимых...