Владимир Кожевников - Забытый. Литва

Их нагнал отрок Бобра Ярослав:

— Князь! И ты, отец Ипат. К воеводе через полчаса. Требует. Митя вспыхнул: «Ага, требует! Вспомнил, слава Богу!» Монах не удивился, не обрадовался:

— Пойди. Скажи — будем. Коней вот только пристроим. Ярослав исчез.

— Чего это он вдруг? А, отче? Вспомнил!

— Не вдруг, а когда понадобилось. Надо же тебя уму-разуму учить. Думать время пришло. Вот и будешь учиться думать.

— Слава те, Господи! А я уж думал, так и просидим в обозе весь поход.

— Глупый! Болото-то мерить не все равно, что ль, где и с кем? А про деда что ж так плохо думаешь?

Сотники собрались в кружок, тихо переговаривались. Разведчики стояли рядом своей кучкой. Монах с Митей от всех особо. К ним подошел Алешка, стал несмело расспрашивать. Это был прежний Алешка, ничего он не зазнался, Митя благодарно улыбнулся ему. Появился Бобер.

— Ну, спаси Христос! Давайте поудобней, — он осмотрелся, отошел к краю поляны к могучему клену, опустился под ним на землю, вытянув одну ногу и опершись спиной о ствол.

Сотники полукругом устроились перед ним. Разведчики позади сотников. Митя оглянулся на монаха — куда? Тот указал глазами — к разведчикам.

Бобер начал с выяснения состояния сотен. Сотники коротко докладывали, сколько людей в строю, состояние коней, возникшие проблемы. Шли недолго, поэтому вышедших из строя было совсем немного. Когда Бобер подвел итог, не было заметно, доволен он или нет, он просто констатировал, что есть, не сказав замечаний никому.

— Ну а теперь давайте думать, что делать будем. Вингольд!

Командир первой сотни Вингольд тронул выбритый подбородок, кашлянул:

— Отряд у хунгар большой, напасть нельзя. Любарта нет. Нас пока не обнаружили. Думаю, надо Любарта подождать, сколько можно.

— А сколько можно? Если нас обнаружат?

— Уйдем по болоту.

— Кто еще так думает? Так думали еще трое.

— А по-другому?

Михаил, командир третьей сотни, вскинул руку.

— Говори.

— Через болото без потерь не уйти, тропа узкая. Если насядут, долго отбиваться придется, пока весь отряд в болото втянется.

— Это так.

— А насядут точно. Потому что завтра же обнаружат. Если не сегодня... Сотники недовольно заворчали, кто-то проговорил:

— Что ж мы, бабы на базаре?

— Не на базаре! Только будь мы пешие! И так-то нас много, чтобы скрываться, а тут еще кони. Почуют друг друга, начнут ржать — вот и вся тайна. Потому думаю — оставаться здесь нельзя. Надо либо в болото забираться и там ждать, либо к Любарту уходить.

— Где он еще, Любарт-то? — возразил один из сотников. — А вдруг они его уже стукнули? А там ведь еще поляки где-то...

— Разведать надо. — Михаил опустил руку и откинулся назад, показывая, что он все сказал.

Двое сотников считали, что надо завтра же лесом выбираться на Владимирскую дорогу и по ней отходить. Других суждений не было. Станислав, командир разведки, предупредил, что по дороге на Владимир хунгарские разъезды. После этого наступило молчание. Митя несколько раз нетерпеливо взглянул на монаха: чего молчишь? Тот ответил тоже взглядом: не спрашивают. И тут как раз Бобер повернул голову в их сторону:

— Ну а ты, отец Ипат, что скажешь?

Всем своим видом отец Ипат хотел показать, чтобы его не очень всерьез принимали, он почесал сначала лысину, потом бороду, потом полез чесаться под мышку и вдруг проронил:

— Сматываться надо, пока не поздно, вот весь вам мой сказ. Наступила неловкая пауза. Все понимали, что хотя слова эти и не решающие, но для Бобра весомей многих других. Воевода долго разглядывает травинку или, может, жучка какого, у себя под ногой, поднимает глаза:

— А ну как Любарт подойдет?

— Если бы он шел сюда, то давно был бы здесь. Дорога его ненамного длинней, зато сухая и широкая, сам знаешь. Да и назначено нам было еще вчера. Нет, у Любарта что-то изменилось, только он нас не смог предупредить.

— А вдруг он приходил?

— Тогда вряд ли бы хунгары так себя вели. Или догонять бы кинулись, или пьянствовали уже... Правда, он мог и дальше проскочить, но тогда тоже нам весть должен был подать. Разведать, конечно, надо, ночь у нас есть.

— Ну, может, не только ночь...

— Вряд ли. Михаил правильно сказал, долго нам незамеченными не просидеть.

— Это так... — Бобер опять долго смотрит в землю, — ладно, рискнем. Станислав! Надо узнать, был здесь все-таки Любарт или нет — раз, количество противника — два, намерения их — три, в общем, «языка» надо. Пошли к ним в лагерь кого половчей.

— У меня все ловкие, воевода!

— Ну-ну, хвастай мне! И готовь человек трех искать Любарта. Как эти от хунгар вернутся, поймем, с чем к нему посылать, так сразу.

— Сделаем, воевода!

— Тогда все. Идите по своим, настрого накажите не шуметь, небывальцам особенно, постарайтесь отдохнуть получше — завтра в любом случае поход, а может, и драка. Отец Ипат, иди с князем поближе.

Все поднялись, начали расходиться, Станислав и двое сотников задержались уточнить свое. Монах и Митя подошли, присели возле, ждали. Бобер быстро разобрался с сотниками и Станиславом и отпустил их.

— Значит, говоришь, сматываться?

— Да, — монах нагнул голову, — куда нам еще? Посуху Любарта искать — так эти прочухают и наподдадут... под зад коленом, о-е-ей! Да и куда идти, где он, Любарт? А-у-у! Не слыхать, А гонцы его небось позади нас где-то рыщут.

— Может, и рыщут, — и Бобер вдруг сверкнул глазами на Митю, — ну а ты что скажешь, стратег?

Митя вспыхнул. Он не ожидал, что дед к нему обратится. Даже так вот: полушутя, наедине. Поэтому на секунду потерялся, хотя положение обдумывал, и прикинул, и решил, как бы поступил лично он. Но если спрашивают, почему не сказать? А вдруг скажешь глупость? И так уж монах предупредил. Может, лучше отмолчаться? А отмолчишься — и вовсе спрашивать перестанут. Скажи!

По уху не ударят. Ну, глупость, так глупость, поправят, мало, что ли, сами глупостей говорят?! Когда-то надо начинать, а чем раньше, тем лучше...

— Дед, ударить надо!

— Как ударить? — дед, кажется не очень и удивился, и спрашивал не в смысле «что за чепуха?», а в смысле «как именно ударять?».

У Мити отлегло от сердца: не засмеялись ни дед, ни монах, значит, ничего не сморозил. И он, все больше волнуясь, начал объяснять:

— Если уж болотом уходить решишь, так почему не ударить?! Ночью, парой сотен! Шуму наделать, чтоб без штанов по лагерю побегали! А то что же, шли-шли, месили грязь, месили, и теперь назад, опять грязь месить?! А они так без помех и попрут на Любарта?

— А? Отец Ипат, это не ты ему напел?

— Мне только такие петушиные песни распевать. — И монах, и Митя оба обиделись.

— А что же сотники мои, Станислав?

— У них кровь уже не так играет, как у Митрия, а Станислав весь на тебя в надеже.