Андрей Смирнов - Бог Непокорных

В виде потока теней я проскользнул по извилистому пути в безумие — пути, подобному тому, через который немногим ранее Истязатель протащил меня самого. Времени прошло совсем мало, но часть резервов энергии и тонких защит я успел восстановить. Я не собирался рисковать и задерживаться в Цитадели более, чем это было необходимо: нет, на этот раз — никаких попыток укротить силу Безумца и пробиться к ее сердцевине. Я найду брата и тотчас же покину это место.

Я оказался в комнате, стены которой состояли из темноты. В комнате плавало несколько горящий свечей, летали феи, безголовые птицы и длинные, похожие на червей, мотыльки. Почему я здесь? Где Лицемер?.. Одна из свечей привлекла мое внимание — ощущение личности брата, совсем слабое и неверное, связывалось почему-то с ней. Я подплыл ближе и сменил облик тени на тот, который после воскрешения стал моим царственным обликом Князя — после чего протянул к свече одновременно обе руки. Даже не к самой свече — она была лишь декорацией — а к ее золотистому огоньку, казавшемуся неуловимо знакомым, ибо таким же сияющим, чарующим и восхитительным был изначальный текучий царственный облик Лицемера, похожий на поток золотистого пламени: по праву мой брат в те далекие времена считался одним из самых прекраснейших созданий Сальбравы.

…высокий зал, повсюду — статуэтки и изображения Мольвири и ее праведной свиты, запах благовоний, звенящая тишина, которая бывает только в храмах и которую не нарушает негромкий разговор пожилого жреца с остановившимся взглядом и пришедшего в храм путника — горбуна в рваной хламиде.

— Мне нужна кукла, — сказал Лицемер. — Хорошая и умная кукла, которую я мог бы оставить на острове вместо себя. Эн-Тике отнимает слишком много времени; а у меня этого времени нет.

— Чем же ты собираешься заняться? — Спросил Кукловод устами старого жреца; слова звучали так, как будто бы некто, не понимающий ни значения произносимых слов, ни интонации, с которой их следовало выговаривать, механически, заучено повторял то, что некогда услышал и запомнил.

— Тебя это не должно беспокоить, — ответил Лицемер. — Я даю тебе шанс доказать на деле, что ты не предатель и не шпион. Не заставляй меня жалеть о своем решении…

— О, конечно, брат мой! Конечно…

Сомкнув пальцы, я окутал золотистый огонек сохраняющей и защитной силой соответствующих Имен — рассудив, что от контакта с моей собственной магией, неразрывно связанной с отравой и порчей, ничего хорошего не выйдет — по крайней мере здесь, в месте, законы которого постоянно менялись. Любое смещение баланса в ту или иную сторону — и моя сила может непроизвольно повредить частицу личности и памяти Лицемера — которую, напротив, хотел бы уберечь от дальнейшего распада.

Не оставляло сомнений, что упорство Князя Лжи сыграло с ним дурную шутку: в то время как Кукловод бежал из страха, а я отступил, трезво оценив свои возможности — Лицемер и Палач задержались в Цитадели больше, чем это было допустимо. При том Лицемер, чья сила и сущность некогда были непоправимо повреждены, был уязвим для разрушительных энергий Цитадели в значительно большей степени, чем кто-либо из нас. Мой брат полагался на Имена, но безумие со временем разъедало даже их — и, вероятно, он и сам не заметил, как его индивидуальность стала распадаться на части. Возможно, он боролся, но проиграл; возможно, сам пошел на поводу тех иллюзий, которые сотворила для него Цитадель, поскольку уже не был в силах адекватно оценить происходящее. Так или иначе, Цитадель его поглотила — и теперь мне предстояло отыскать частицы его индивидуальности и собрать ее заново.

Я сотворил несколько заклятий, вновь прибегнув к Истинной Речи — одни стабилизировали мое собственное состояние, другие — окружающий мир, третьи обеспечивали защитой золотистый огонек, четвертые искали подобные ему частицы, пятые — формировали к ним путь.

Из комнаты со свечами и темными стенами я переместился в коридор, стены которого состояли из терновника; стебли шевелились, словно вялые змеи; иглы раскрывались, словно рты, показывая языки и ряды аккуратных ровных зубов. Один из шипов проглотил золотой огонек, мне пришлось вскрыть его, чтобы извлечь частицу Лицемера и присоединить ее к той, которую я забрал в комнате со свечами.

Следующая частица пряталась в комнате с безумными лестницами; еще одна — в пространстве, перекрытом огромным количеством веревок с развешанными на них полотнами.

Кроме самой первой, ни одна из этих частиц не содержала каких-либо воспоминаний; это были всего лишь элементы расщепленной и разбросанной по Цитадели души. Но последующая частица такое воспоминание содержала — это была память о том, как мы подготавливали воскрешение Истязателя: поскольку я был одним из ее участников, то знал ее содержание — но теперь, забирая огонек из желудка двухголовой рыбы, плавающей в водяном пузыре над раскаленной радугой, я мог взглянуть на те же события глазами своего брата.

…в мире серого ветра, на островке земли в центре бушующего вихря, трое Князей заняли свои места вокруг обнаженного молодого человека, распростертого на камне — человек не дышал, но и не казался мертвым… возможно, потому что человек этот никогда еще не жил: его тело было произведением магического искусства, особенным сосудом, предназначенным вместить дух четвертого Князя, незримо присутствовавшего здесь же — ибо иначе воплотить Истязателя было невозможно.

Отравитель медленно провел теневой рукой над телом и сказал:

— Я не ощущаю в нем ничего, что могло бы предать Хозяина Боли.

Тогда, в обратном направлении, над телом провел рукой Лицемер и сказал:

— Я не ощущаю в нем никакой явной или скрытой лжи.

Кукловод — а красивое и сильное тело было творением именно его рук — рассмеялся:

— Поразительно! — С издевкой в голосе воскликнул он. — Предательство и Ложь подозревают меня в предательстве и лжи! Я тронут до глубины души, мои дорогие братья! Как же приятно вновь ощутить себя в теплом, дружном, семейном кругу!

Каменная маска молча повернулась к Кукловоду — как всегда, равнодушное выражение на ней осталось неизменным. Отравитель усмехнулся правой, мертвенной половиной своего лица.

— Я принимаю твой дар, брат, — прошептал серый ветер. — Принимаю не глядя и не ища подвоха. Любая перемена будет лучше состояния, в котором я пребываю так долго…

— Мы не можем дать тебе обычное воплощение, — сказал ветру Лицемер. — Не можем вывести твою силу через твои бисуриты. Не можем произвольно обратить поток твоей силы в прежнее течение. Не можем подняться в Эмпирей и убить Бога Гнева для того, чтобы сила, которая насыщает его, снова вернулась к тебе. Все, что мы можем — дать тебе эту куклу, в которую твоя сила будет просачиваться по капле; ты будешь с нами, но тем, кем ты был прежде, ты уже не будешь.