Василий Криптонов - Потерявшие судьбу

Взгляд Торатиса не просил. Он умолял. Кивнув, Эмарис шагнул в сторону, показывая на Левмира.

— Я подчинюсь его решению. Проси, Торатис. Но будь честен. Я про наш вчерашний разговор.

Левмир устал крутить головой. От всех недомолвок стало тошно. Неужели нельзя просто и прямо сказать, что происходит? Судя по выражению лица, Торатис как раз собрался сделать что-то такое. Сердце едва не остановилось, когда князь, опустившись на колени, коснулся лбом ковра.

— Я прошу прощения за то, что обманул тебя, Левмир. Никакая армия не собирается. Я всего лишь велел начинать учения, чтобы запутать тебя, дать Айри время добиться желаемого. Обманул и тебя, и ее, и самого себя. Сможешь ли ты простить меня? Согласишься ли помочь? Убей меня, я этого заслуживаю. Но она не виновата. Спаси ее!

Торатис закрыл глаза. Блаженная тьма кругом, и лишь один звук в тишине — лязг клинка, покидающего ножны. Свист рассекаемого воздуха, удар…

Удар руки о руку.

— Подумал? — Голос Эмариса. — Если да, то я отступлю. Готов заменить его? Готов взять ответственность и принять его ношу?

— Да что у него за ноша? — Голос Левмира неузнаваем. Рычание с Той Стороны. — Объясни мне! Что он такого сотворил, что его невозможно ни убить, ни простить?

— Он украл судьбу у дочери. Все, что я скажу. Об остальном догадаешься сам, если не дурак. А теперь спрячь оружие и решай.

Грохот. Левмир пнул по трону и, кажется, что-то отломил. Клинок лязгнул в ножнах.

— Проклятое место, — сказал Левмир обычным голосом. — Я надеялся увидеть здесь торжество людей, а увидел пиршество скотов. Идем. Потопим этот корабль и забудем Восток навсегда.

— Тоже соскучился по Эрлоту? — Кажется, Эмарис улыбнулся.

— Ты даже не представляешь, как.

Шаги. Хлопнула дверь. Торатис открыл глаза. Все еще жив, все еще несет свою ношу. Ноги медленно выпрямляются, сухие глаза смотрят на застывшего в дверях Дигора.

— Если на набережной кто-то есть — убери их, — велел князь. — Я буду стоять там один.

Варготос предлагал не так много развлечений, приличествующих юным дамам, но Ирия смотрела на эти крохи с таким унынием, что Роткир поневоле загрустил сам. Если поначалу ему еще нравились уважительные взгляды парней и завистливые — девушек, то час спустя весь энтузиазм потонул в мечтах о выпивке. Нелегкая это задача — подружиться с тараканами.

Разумеется, Роткир был осторожен и не допускал, чтобы Ирие на глаза попалось что-нибудь печальное, но все ж не удержался, прошел так, чтобы мельком увидеть здание тюрьмы. В сердце шевельнулись теплые воспоминания о проведенных там развеселых днях и вечерах.

Когда Ирия, равнодушно помахивая палочкой с сахарной ватой, досмотрела представление кукольного театра, Роткир плюнул на все. Он даже представил лицо графа Ливирро и мысленно плюнул в него. Впрочем, надо признать, это действие не доставило ему удовольствия.

— Мне кажется, ты устала, — сказал Роткир. — Вернемся в гостиницу?

Ирия вышла из спячки мгновенно.

— Нет! — Завертела головой. — Нет, я просто задумалась. Давай пойдем туда? Что это за очередь?

Роткир проследил за ее взглядом.

— Опять какая-то белиберда, связанная с этикетом? Хочешь — иди, я подожду.

Смотреть, как она хлопает глазами в искреннем удивлении с примесью обиды, можно было бесконечно. Роткир сжалился:

— Это туалет. Ладно, забыли. Пошли, еще кое-куда заглянем.

Он машинально взял покрасневшую девушку за руку и потащил, лавируя между рядами торгующих всяким хламом. Еще три года назад стражники регулярно разгоняли это столпотворение, сегодня всем плевать. Словно перед казнью, людям позволяли все, кроме убийств и грабежей.

Со всех сторон неслись крики. Ирие предлагали купить прекрасные платки, чулки, бусы и туфли, Роткиру — перчатки и ремни. Кто-то торговал бесформенными фигурками, склеенными из речных камней. Роткир лениво удивлялся, как все эти люди умудряются выживать в городе, зарабатывать на жизнь? Кто покупает еще эти фигурки?

Потом прикинул, что, когда началось переселение и продукты первой необходимости начали выдавать по списку бесплатно, у многих завалялось немало монет. Сегодня же монеты могли пригодиться только для выпивки и всякой чепухи, вроде тех же фигурок.

— Роткир, — послышался вкрадчивый голос Ирии.

Роткир замер. Кажется, она впервые назвала его имя.

— А ты можешь не держать меня за руку?

Он опустил взгляд и заметил, что ладонь девушки осталась прямой. Разжал пальцы, ладонь исчезла. Ну и где, скажите на милость, воспитывалась эта принцесса?

— Спасибо, — кивнула Ирия.

— Тогда шагай рядом, рыжая. Не хочу тебя потерять.

— Я тоже не хочу. Потеряться.

Пришлось сбавить шаг. Роткир не любил ходить медленно. Роткир не умел ходить медленно. В его представлении такая скорость ходьбы имела право на существование только вкупе с объятиями, поцелуями и прочим. Чтобы хоть как-то занять свой живой ум, Роткир обрушился на Ирию с допросом:

— А что тебе в парнях нравится?

Наверное, пора уже было привыкать, но Роткир все равно опешил, когда Ирия завертела головой и спросила: «В каких?» Пришлось собрать все силы, чтобы сдержать сначала удивление, а потом — гигантскую волну сарказма.

— Я к чему… Ну, знаешь, мальчикам и девочкам иногда приходится гулять, взявшись за ручки, целоваться, делать прочие веселые гнусности, потом — жениться и заводить детей. Впрочем, ты, наверное, слышала. Так вот, обычно все это происходит, когда мальчик и девочка друг другу симпатичны. Я и спрашиваю, что тебе нравится в мальчиках? Ну, вот этот твой парень, который где-то далеко, но однажды вернется. За что ты его любишь?

— Как — «за что»? — изумилась Ирия, замедлив шаг еще больше. — Люблю и все, потому что по-другому не бывает.

Роткиру захотелось плакать. Его спутнице было лет семнадцать на вид, и не имей он раньше дел с девушками такого возраста, подумал бы, что так и должно быть. Но опыт говорил об обратном. Ирия вела себя как ребенок. К тому же в мыслях явно витала где-то далеко.

— Ладно, договорились, по-другому не бывает. Но что-то же тебя в нем привлекло? Что-то во внешности? Или умеет он что-то лучше всех?

Ирия думала около минуты, пока они не вышли на площадь поменьше. Здесь собирался простой народ, и Роткир надеялся встретить кого-нибудь из старых знакомцев, скоротать время за разговором. Как назло, лица сплошь оказались незнакомые.

— Умеет меня терпеть, — засмеялась вдруг Ирия. — А еще — рисовать. И стрелять. Из самострела.

Тут Роткир споткнулся на ровном месте.

— Ладно, — сказал он. — Слушай, давай немного начистоту, а? Я вижу, ты просто не хочешь обратно в гостиницу и потому готова меня терпеть. Я не спрашиваю, почему так вышло, и ты не спрашиваешь, почему я соглашаюсь продолжать тянуть кота за ус. Сейчас покажу фокус. Смотри!