Сергей Зотов - Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии

Для записи своих рецептов алхимики использовали множество систем шифрования, призванных скрыть их познания от непосвященных. Металлы и вещества обозначались различными пиктограммами, их названия скрывались за причудливыми метафорами, а стиль, в котором писались трактаты, был максимально темен и полон загадок. Отдельные алхимические сочинения или их особо важные фрагменты даже записывали при помощи тайных азбук. Иногда для того, чтобы максимально затруднить для профанов доступ к своей науке, алхимики применяли совсем уж невероятные комбинации, напоминающие современные компьютерные пароли, вроде «i89c57r98i36s».

Впрочем, чаще всего, описывая трансмутации веществ, они пользовались сложными визуальными аллегориями. Алхимическая символика во многом была заимствована из христианской иконографии, и это вовсе неудивительно. С одной стороны, христианские образы были основой визуального словаря Средневековья, всем знакомой — и окруженной ореолом почтения — системой знаков. Потому они могли применяться для передачи или запоминания знаний, напрямую не связанных с верой. С другой стороны, в позднее Средневековье и раннее Новое время алхимия стала не только практической наукой по превращению свинца в золото или изготовлению сплавов, но и методом духовного самосовершенствования, позволяющим приблизиться к тайнам природы и даже к самому Богу.

Три стадии производства философского камня часто описывались и изображались как смерть металлов, их перерождение, а затем обретение ими божественной сущности. Потому Великое Делание стали уподоблять крестным мукам Иисуса Христа. Подобно тому, как философский камень был призван трансформировать неблагородную природу металлов и превратить их в золото, Христос своими страданиями исправил греховную природу людей и избавил их от первородного греха. Многие монахи, епископы и даже папы в Средневековье практиковали алхимию, одобрительно отзывались о ней и прибегали к услугам ее адептов. Поклонником алхимических метафор был и немецкий реформатор Мартин Лютер:

«Она [алхимия] нравится мне не только многочисленными возможностями применения […], но также аллегорией и ее тайным, весьма заманчивым значением, касающимся воскрешения мертвых в день Страшного суда. Ибо так же как огонь в печи вытягивает и выделяет из одной субстанции другие части и извлекает дух, жизнь, здоровье, силу, в то время как нечистые вещества, осадок, остаются на дне, как мертвое тело, не имеющее никакой ценности, точно так же Бог в день Страшного суда огнем разделит все, отделит праведных от неправедных».

Уже в XV в. европейские алхимики стали приписывать своей науке духовное содержание. Стадии Великого Делания превратились в аллегорию внутреннего преображения человека, а философский камень — в символ слияния его души с Богом в раю. Несмотря на то, что похожие мысли звучали еще в IV в. н. э. в римском Египте, а позже и среди мусульманских ученых, для европейских алхимиков Средневековья, которые по крупицам восстанавливали античное наследие через византийские копии греческих трактатов или их арабские переводы, такие религиозные толкования казались чем-то принципиально новым. Алхимия активнее других оккультных наук той эпохи обращалась к христианской образности. В частности, астрологи использовали изображение Вифлеемской звезды, чтобы реабилитировать свои гадательные практики в глазах Церкви, или соотносили знаки зодиака с двенадцатью архангелами, но в целом астрологическая символика слабо пересекалась с христианской.

Во многих позднесредневековых трактатах алхимическая символика соседствует или переплетается с религиозной. Чтобы понять, как это стало возможно, нужно представить, как выглядел средневековый алхимический кодекс. Под одной обложкой его владелец зачастую собирал тексты на абсолютно разные темы, а вместе с ними — дневники и даже важные письма, иными словами, почти весь свой небольшой архив. Потому алхимические сочинения там идут бок о бок с богословскими комментариями, генеалогическими древами, астрологическими схемами, расчетами расходов на ингредиенты, каббалистическими заметками, анатомическими рисунками, магическими квадратами, изображениями лекарственных трав, чертежами различных аппаратов, укреплений, пушек, измерительных приборов, рецептурой приготовления духов и т. д. Бывает и так, что алхимические построения перемежаются детскими рисунками, которые, возможно, были сделаны втайне, пока владелец книги оставлял ее без присмотра. В одном таком манускрипте к странице прилипла изрядная порция реактива. В другом — посередине лежит бумажка, в которую хозяин бережно собрал некую соль. В третьем — на страницах остались пятна и прожоги от экспериментов. Деловые заметки и эзотерические трактаты, алхимические рецепты и духовные наставления, рисунки и реактивы легко оказывались под одной обложкой.

В церковной иконографии позднего Средневековья часто применялись различные «пиктограммы», которые символизировали эпизоды священной истории или истины веры. Например, вокруг тела Спасителя изображали орудия пыток и фигуры палачей ( Arma Christi ) — чтобы с помощью одного емкого изображения запечатлеть в памяти верующих многочисленные этапы мучений, которым подвергли Христа (см. 179 a). Аналогично на фресках, известных как «Воскресный Иисус» (437), тело Господа атаковали многочисленные хозяйственные орудия. Так до прихожан наглядно доносили мысль о том, что, работая в воскресный день, который должен быть посвящен Господу, они ранят своего Спасителя. Эпизоды Страстей Христовых или изображения его тела могли служить основой и для более сложной «инфографики». Например, немецкий теолог и художник XV–XVI вв. Пауль Лаутензак соотносил каждую из частей тела Христа с той или иной книгой Писания (438). Потому предложение Лютера убрать из канонического текста Библии несколько книг, в т. ч. Апокалипсис, он сравнивал с расчленением плоти Спасителя.

Алхимики тоже использовали фигуру Христа или изображения Страстей в профессиональных целях. Всем знакомые христианские образы позволяли им скрыть свои знания от профанов и одновременно помогали запечатлеть в памяти все этапы и нюансы алхимического процесса. Древнейший пример алхимического толкования христианского образа мы встречаем в трактате фламандца Гратея, жившего в XIV в. Там на одной из миниатюр Иисус предстает в нимбе, который окружен кругом из алхимической посуды (439). На другой — Христос выходит из гроба, что символизирует алхимический процесс возгонки (сублимацию). Здесь работает сравнение по аналогии: подобно воскресению, сублимация — переход вещества в газообразное состояние — подразумевала движение ввысь. Обе миниатюры были призваны продемонстрировать связь алхимии и астрологии: ведь по мысли Гратея на небосводе есть не только зодиакальные созвездия Гроба Господня и Святого Креста, но и созвездия в форме алхимических сосудов. Впрочем, важно, что у Гратея христианская символика не имела почти никакого религиозного наполнения. Он писал, что образы Страстей Христовых требуются ему как пример ( exemplum ) для объяснения алхимических и астрологических построений: мучения Христа обозначают «истязания» меркурия (ртути) — металла, который требуется «схватить, подвергнуть пытке, победить и лишить души».