Келли Гровье - Искусство с 1989 года

Когда дело касается двух устремлений — искусства и науки, толкающих человека на эксперименты со времен начала цивилизации (общей целью которых является более четкое понимание того, кто мы и как мы соотносимся с тайной Вселенной вокруг нас), взгляды общества на их судьбы решительно расходятся. Если научное исследование (или то, что ранее называлось натурфилософией) в западной культуре веками оценивали с искаженной перспективы надзирающей религии, то искусство последнюю дюжину десятилетий подпало под еще более пристальное внимание, став дисциплиной, нуждающейся в самой сильной самообороне. Многие части общества столь сильно сомневаются в ценности самого дела создания современного искусства, что достижения художников либо снисходительно принижаются («На такое способен даже мой пятилетний сын!»), либо вовсе исключаются в качестве неудачной попытки действовать даже в свободных рамках жанра: «Хорошо, но искусство ли это?» В свете подозрения, что художественные усилия всё больше и больше недооценивают, наверное, неудивительно, что так много художников в последние двадцать пять лет решили усилить взаимодействие между научными и эстетическими поисками. Еще ни разу со времен, когда Леонардо да Винчи постоянно метался между чертежной доской с анатомическим рисунком и новаторским портретом, между передовой морской инженерией и библейской иллюстрацией, эпоха не видела столь буйного стремления художников пополнить творческий лексикон словарем современных научных исследований.

Биологически интрузивные инсталляции родившейся в Бейруте художницы Моны Хатум — «Corps étranger» (1994) |121 |и «Глубокая глотка» (1996) — можно рассматривать как зачин уникальной синергии искусства и науки в нашу эпоху. Посетители инсталляции «Corps étranger», название которой можно перевести как «Инородное тело», входят в большую цилиндрическую камеру, напоминающую сложное медицинское визуализирующее устройство, и — учитывая, что первые сканеры в аэропорту будут введены только через несколько лет, — кажется, что вошедшие сюда вот-вот будут транспортированы на неизвестную землю. И в некотором смысле так оно и есть. Оказавшись внутри, зрители обнаруживают, что стоят над круглой напольной проекцией изображений, записанных художницей во время погружения эндоскопической хирургической камеры во все отверстия ее тела. Закольцованный фильм, открывающийся, словно люк в странное подземное пространство, увлекает зрителей всё глубже и глубже в тело художницы, тогда как жуткие звуки внутренних органов хлюпают и пульсируют со всех сторон. Иммерсивное и полностью дезориентирующее изобретение Хатум представляет собой один из самых обескураживающих автопортретов, когда-либо сотворенных и сумевших трансформировать самые глубокие аспекты материального тела личности в завораживающую вселенную для экстраординарного путешествия странников.

121. Мона Хатум

Corps étranger.1994. Видеоинсталляция с цилиндрической деревянной конструкцией, видеопроектор, видеоплейер, усилитель и четыре динамика

Будоражащий автопортрет, выраженный на языке медицинского диагноза, имеет место и в творчестве австралийской мультимедийной художницы Джастин Купер. Для ее инсталляций 1998 года «Вознесенная» и «Вознесенная II» |122 |семьдесят шесть отдельных радиологических срезов или сканов тела художницы, полученных с помощью аппарата МРТ, каждый из которых показывал отдельный сегмент материального тела Купер, были прикреплены к прозрачным термопластическим листам, а затем собраны в растянутую последовательность, образуя подвешенное рассеченное тело. Вытянутая колода нечетких силуэтов предстает как убедительное научное доказательство существования художницы, а также пугающе намекает на ее ничем не защищенную испаряемость. Приглашая зрителей прогуляться по экспозиции ее жутковато отраженного существа, Купер превратила себя в прозрачную пленку для неспециального медицинского анализа — публичной проницаемости, бросив вызов традиционным понятиям о природе отношения зрителя к произведению искусства.

122. Джастин Купер

Вознесенная II.1998. МРТ-сканы

123. Марико Мори

Волна НЛО.1999–2003. Программа, взаимодействующая с мозговой волной, купол для проекции, проектор, компьютерная система, стекловолокно, Техногель®, акрил, углеродное волокно, алюминий, магний

Для Купер этика, связанная с разглашением собственных недиагностированных деформаций и злокачественных образований в контексте представления произведения искусства, является чисто теоретической. Но что, если задействованы настоящие медицинские снимки потенциально больных людей? Такой вопрос британско-нигерийский художник Йинка Шонибаре ставит в своей колкой видеопроекции 2000 года «Эффективное, дефективное, созидательное», включающей в себя кадры ультразвуковых исследований еще не рожденных детей, у которых был риск появиться на свет «дефективными». Пульсирующие кадры здоровых и потенциально больных сердец собраны вместе и снабжены решительно ненаучными заголовками: «Эффективное», «Дефективное», «Созидательное», порождая тонкое напряжение между медицинскими ярлыками и духовными обозначениями, которые могли бы более точно отразить человеческое состояние.

124. Брайан Ино

77 миллионов картин.2006. Картины, цифровое кодирование и архитектурная проекция

Японская художница Марико Мори расширяет концепцию экстериоризации себя в своей футуристической инсталляции «Волна НЛО» (1999–2003) |123 |, которая основывается на преобразовании мозговых волн в гипнотически аморфные образы. Произведение Мори заключено в гладкий серебристый модуль, 11,3 метра в длину и 5,3 метра в ширину, сделанный из стекловолокна в форме огромной стекающей в сторону капли слезы или дождя. Рассчитанный на трех участников, которым ассистенты художницы помогают забраться через просвечивающую желеобразную дверь в «техногелевые» откидные кресла поднятого над землей космического кокона, галактический гаджет Мори на самом деле оказывается уютной сканирующей камерой, в которой через электроды со лбов посетителей на экраны над ними проецируется балет их нервных импульсов. Статическая транспортировка, которую предлагает своим участникам «Волна НЛО», очевидно, оборачивается внешним путешествием через спутанный космос собственного сознания. Более глубокий аспект опыта касался наблюдения за трансформацией оцифрованных данных собственного сознания в расплывчатые формы, которые перемежались анимацией из картин, созданных уже Мори, что еще сильнее связывало видящего и видимое, нежели привыкла воспринимать аудитория.