Эдуард Лимонов - Мои живописцы

Скопление облупленных домов и флигелей XIX века в этакой промозглой рощице, вот что я запомнил от тех времён. И типажи, мастурбирующий безостановочно офицер-ракетчик (оказавшийся, я узнал это позднее, моим родственником), вдребезги сумасшедший рыжий татарин Булат (вижу его со вспоротой подушкой, перья прилипли к рыжему носу в веснушках), а ещё одним узником был врубелевский Демон. Сейчас, через 45 лет я прочно уверен в этом. С голым торсом и в густо-синих мусульманских шароварах сидит он на подушке в углу кровати.

Если я выглядывал в зарешечённое окно на свободу, то там, в сумраке под листвой не было города, но был мокрый лес, старые с зеленью стволы деревьев, иногда тени медбратьев, плетущихся с работы и на работу. И сидел Демон, красивый молодой брюнет, возможно, кавказец.

В пару к брюнету у нас был и красавец-блондин. Сельский парень Гришка. С формами греческого бога Аполлона. Народ там собрался значительный. Сорок пять лет спустя я гляжу на них с ласковым умилением.

Как все типы из горячечного прошлого, они, я уверен, не состарились и где-то всё так же проводят свои дни, но только там нет меня.

С творчеством Врубеля меня столкнула Анна Моисеевна Рубинштейн, мир её праху, уже 27 лет как она находится на том свете на центральном харьковском кладбище, вход с Пушкинской улицы, похоронили её в 1990-м в ногах у папы Моисея.

Анна имела дома монографию Врубеля, и поскольку я поселился в 1964-м у неё, то имел возможность в эту монографию вволю заглядывать. Визуальные образы Врубеля тогда украдкой загипнотизировали меня и через сетчатку глаз забрались в меня и стали там тихо паразитировать. Изменяя мои представления незаметным для меня образом. Живопись ведь — напускание гипнотического состояния на человека путём визуальных образов. Долгие годы Врубель разъедал меня.

В 2002-м и 2003-м в Саратовской центральной тюрьме мне встречались (их возили на суд, и нас, нацболов возили) двое калек на костылях. Фамилия обоих была Врубель. Судили их за запутанное криминальное кровавое дело. Сейчас уже не помню, в чём суть того их преступления была. Спрошенные мной, «а не родственники ли они художника Михаила Врубеля?», два раненых на костылях смущённо отвечали что-то вроде «да», но признались мне в своей одичалости. О дальнейшей судьбе их ничего мне не известно.

В 2012-м приехала по случаю успеха во Франции книги Эммануэля Каррера «Limonov», приехала в Москву съёмочная группа. Спросили, где бы я хотел, чтобы у меня взяли интервью, милое сердцу место. Я хотел было в метро или в промзоне осуществить интервью, но, подумав, остановился на Третьяковской галерее, где как раз открыли целый зал Врубеля. Там я увидел «Демона», даже, если не ошибаюсь, двух (один — «Демон сидящий») и убедился, какой роскошный мистический художник есть у России.

Французы также, казалось, были потрясены Врубелем. Сказали, что не знали, что у русских есть такой художник.

Прожил Михаил Врубель немного. Родился в Омске в 1856 году. Умер в 1910 году в Санкт-Петербурге. Отмечу, что военный отец таскал семью по более или менее тем же городам, где привелось жить и мне. Харьков, Саратов, Москва. Правда, я избегал Киева.

У Врубеля получилась трагическая жизнь. Гений пил, скандалил, лихо спускал заработанные деньги в один день. Ещё младенцем у него умер ребёнок — сын.

В 1902 году психиатр Бехтерев поставил Врубелю диагноз «неизлечимый прогрессивный паралич», правда, ему диагноз не назвали.

Уже в 1903 году у него проявились бред и галлюцинации, он услышал голоса. Проявлялась мания величия. Последние четыре года, ослепнув, Врубель жил уже только физически.

Подробности его жизни легко найти повсюду. И в книгах, и в «Википедии».

Но вот статус его недооценён. Врубель единственный русский художник, входящий в не густо населённый мировой Пантеон живописцев-гениев, Врубель не ниже каждого из них.

Его «Демоны», прежде всего, Царевна-лебедь, девочка на фоне персидского ковра, шестикрылый серафим, Тамара и Демон — его жемчужина, Микула Селянович, да вообще всё, включая ранний рисунок «Анна Каренина навещает сына», — совершенно гениально и поразительно. Роскошно.

Он страшнее Климта и страшнее Бёклина.

Накануне смерти Врубель привёл себя в порядок, вымылся с одеколоном и ночью сказал ухаживающему за ним санитару:

— Николай, довольно мне уже лежать здесь, поедем в Академию.

Действительно, на следующий день гроб с его телом был установлен в Академии художеств.

На фотографии хоронивших его, в первом ряду видим: Александр Блок, жена его Забела-Врубель — актриса, Рерих, Бакст, Билибин, Серов…

Александр Блок над могилой Врубеля:

«Он оставил нам своих Демонов как заклинателей против мирового зла, против ночи. Перед тем, что Врубель и ему подобные приоткрывают человечеству раз в столетие, я умею лишь трепетать. Тех миров, которые видели они, мы не видим».

Использование репродукций названных в тексте произведений затруднено в связи с требованиями Федерального закона от 26.05.1996 № 54-ФЗ (ред. от 03.07.2016) «О Музейном фонде Российской Федерации и музеях в Российской Федерации». Вы можете ознакомиться с этими произведениями в Третьяковской галерее перейдя по ссылке https :// www. tretyakovgallery. ru/ collection/? author = vrubel

На картине изображена лежащей на спине обнажённая плебейская юная, тощая девушка. Голова и плечи приподняты подушкой. На ней только чёрная бархотка на шее и туфли. Простое происхождение подчёркнуто мелкими «крестьянскими» чертами лица. Чёрная служанка справа вверху и чёрный кот слева внизу картины оттеняют зеленовато-жёлтые и белые тона тела Олимпии и голубовато-белое бельё постели.

Картина была написана французским художником Эдуардом Мане в 1862 году, но представлена публике в ежегодном Салоне позже, в мае 1865 года. Первоначально она называлась «Венерой» и повторяла композиции нескольких классических картин, в том числе и «Данаю» Рембрандта. Однако посетители Салона немедленно перекрестили картину «Олимпией». Картина вызвала невероятное возмущение публики и невероятный интерес. Ее пытались сорвать и изуродовать, потому к картине были приставлены служители-охранники, а уже через три дня «Олимпию» перевесили. Повесили высоко над дверью, чтобы толпа не могла сорвать её. До этого негативную реакцию в Салоне уже вызывала картина Мане «Завтрак на траве» — там две одетые мужские фигуры и две обнажённые женщины расположились на лесной поляне у реки на пикник. Подобную, но не такой интенсивности бурю. В Салоне 1865 года за три дня перебывало тогда 10 тысяч человек: проклятья и насмешки сыпались на «Олимпию». Газеты писали плохо и очень плохо: