Нея Зоркая - История отечественного кино. XX век

Соловьев не удостоил Кавказ экспедиции, «Чечню» он снял в подмосковном Алабине. Критики попеняли режиссеру за это. Но, думается, маэстро Соловьев, который в Ассе снял зимнюю Ялту на уровне зимней Венеции из хемингуэевского За рекой, в тени деревьев , снимал и в дальних странах типа Японии и Колумбии, – знает, что такое подлинная натура в кино. Да и деньги нашлись бы: студия Тритэ , где снимался Нежный возраст , еще бы раскошелилась (Соловьев рассказывал, что Никита Михалков, глава Тритэ , отдал Нежному возрасту все деньги от национального проката Сибирского цирюльника ). Наверное, Чечня в Подмосковье была задумана. Потому что Ивану на Кавказе не доведется сразиться ни с гордым всадником в черной бурке на коне, ни даже с вульгарным чеченским боевиком – его стукнет по голове, да так, чтобы очутиться в госпитале, спущенный с вертолета российский гуманитарный груз. Точка.

И после такого смелого антикавказского демарша – банальный Париж? – спрашиваем у Соловьева. Уже ведь нет заветной мечты поколений за «железным занавесом»! Париж как Париж, бери тур и лети – зачем он, Париж? Хотя Соловьев и даже его супероператор разборчивый Лебешев не удержались от открыточного Нотр-Дама, хотя «престиж» Парижа у Соловьева несколько подмочен пассажем русского эмигранта-парфюмера, якобы закупающего на своей исторической родине фекалии для духов (это вот все-таки слишком прямолинейно и, пожалуй, чересчур, хотя весь журналистский стеб схватил эти фекалии, как конфетки, и развеселился). Но все же Париж нужен Соловьеву для другого.

Дело в том, что Иван Громов попадает в Париж к своей возлюбленной, мечте, взлелеянной с возраста нежнейшего (всю жизнь влюблен), после того как в кадре резал себе вены бритвой покойного деда-генерала, истекал кровью, но бабка ворвалась в ванную и спасла.

Тогда Иван помчался в Париж, и там «в комнате с золотым потолком» (о ней с детства тоже мечтал) происходит его свадьба с прекрасной Леной.

Но пусть не обманывает предложенный нам хэппи-энд. Финальная сцена – за гранью быстротекущей жизни, она не на парижских Елисейских полях, а в настоящем Элизиуме. Дело в том, что один из персонажей по ходу действия, ближе к началу, бросил Ивану стихотворные строки:

после чего бедолага-герой задает всем и каждому вопрос: «Что такое Элизиум?» – и кроме единственного предположения, что, наверное, это – лекарство, никто не знает.

Но зато знает Сергей Соловьев. И потому в свой последний фантастический интерьер с золотым потолком на свадьбу молодой пары привел и умерших по сюжету героев картины, и деда-генерала в советских орденах, и убитую паханом одноклассницу-проститутку, и – под песню Бориса Гребенщикова (Б.Г. сам за фоно) – всю группу Нежного возраста и себя самого – Элизиум теней.

Нежный возраст, фильм Сергея Соловьева

Это – уход. Уход от нашей реальности с ее символом – чеченской грязью – в реальность виртуальную, в прекрасное, в поэзию – в Элизиум теней.

Младший коллега Соловьева Бахтиер Худойназаров, таджик по национальности, выученик ВГИКа (конечно! – все равно наш! – и в производстве его фильма участвует НТВ-Профит), в силу понятных обстоятельств работая в Европе, но снимая Лунного папу (1999) все-таки на родине в Таджикистане, пульсирующем войной, предложил своей героине Мамлакат еще более экстравагантный уход. По затейливому и очаровательно забавному сценарию плодовитого Ираклия Квирикадзе (грузина – москвича – калифорнийца – берлинца и пр.) девушка, потерявшая невинность при странных и не запомнившихся ей обстоятельствах лунной ночи, вместе со своим сынишкой Хабибулой, который из материнского чрева ведет для нас репортаж событий (это очень смешно и симпатично), улетают на Луну, будто на ковре-самолете, на крыше чайханы! Будто бы искать не обнаруженного на земле «лунного папу» нерожденного Хабибулы, но, разумеется, от земных печалей, от беженцев, от контуженых – от войны, которая пропитывает пеструю, узорную, рукодельную, как деревенское сюзане или блестящий хан-атлас, ткань фильма.

Лунный папа, фильм Бахтиера Худоназарова

Что же, мотив «улета» для постсоветсткого кино не нов, и это характерно. Всего на восемь лет ранее, в провиденциальном 1991-м и не на таком красивом космическом корабле, как Мамлакат с младенцем-эмбрионом, а на старом ржавом паровозе целый бомжатник взвивался в небеса обетованные, спасаясь к инопланетянам от милицейских танков. Но то, что в Небесах обетованных Эльдара Рязанова звучало с трагикомическим надрывом, у Худойназарова эстетизировано и обернуто прелестью, обаятельным юмором. Что ж, еще Жан-Люк Годар до всех наших эпохальных перемен в Париже воскликнул названием нового фильма: Спасайся кто может! Видимо, настроение безвыходности глобально…

Спасение от войны с помощью… безумия счел лучшим для нас, современников, маэстро Андрей Кончаловский в фильме Дом дураков . Безумие и в буквальном смысле, поскольку речь идет о колонии для умалишенных или каком-то подобном стационаре где-то на границе Чечни и Ингушетии в дни первой чеченской войны.

Как говорится, реалии здесь правдоподобны: пациенты в большинстве своем настоящие сумасшедшие, типажи, монстры, уроды, психи. Во время презентации картины много говорилось и о том, что актриса Юлия Высоцкая, исполнительница главной роли здешней больной Жанны Тимофеевой, была в процессе подготовки помещена в одну из московских психушек и провела там как пациентка три недели, вживаясь в образ буквально по Станиславскому. С натурализмом в фильме полный порядок, не подкопаешься. Хотя следует заметить, что после Феллини и Буньюэля, после Цирка уродов американца Тода Броунинга, да и после всех карликов, монстров и уродов наших собственных фондовых лент, как Стачка Эйзенштейна или Чертово колесо Козинцева – Трауберга, групповками из Дома дураков трудно было удивить.

С другой стороны, нет сомнения, что «безумие» для высококультурного Кончаловского – то самое «мудрое безумие», которое воспел еще Шекспир в своих королях и шутах, которое в русской глубинной традиции чтится как святость блаженной Ксении Петербургской, многих житийных блаженных, бытовых дурачков и юродивых – недаром в уста Николки в Борисе Годунове Пушкин вложил ключевые слова трагедии. Народ любил своих юродивых, хотя потешался над ними, бил, гнал, – и верил им, вслушиваясь в словесный поток разорванного сознания и вычитывая в нем предсказания, истины, рекомендации.