Геннадий Вдовин - Заслужить лицо. Этюды о русской живописи XVIII века

А именно: не успела Анна Васильевна послать свой прощальный привет Царицыну, как вдруг в нескольких шагах от нее, за высоким кустом сирени, раздались нестройные восклицания, хохотня и крики — и целая гурьба растрепанных мужчин, тех самых любителей пения, которые так усердно хлопали Зое, высыпала на дорожку. Господа любители казались сильно навеселе. Они остановились при виде дам; но один из них, огромного росту, с бычачьей шеей и бычачьими воспаленными глазами, отделился от своих товарищей и, неловко раскланиваясь и покачиваясь на ходу, приблизился к окаменевшей от испуга Анне Васильевне.

— Бонжур, мадам, — проговорил он сиплым голосом, — как ваше здоровье? [отметим «смесь французского с нижегородским», на котором заговорил враг. — Вд. ].

Анна Васильевна пошатнулась назад.

— А отчего вы, — продолжал великан дурным русским языком, — не хотел петь bis, когда наш компани кричал bis, и браво, и форо?

— Да, да, отчего? — раздалось в рядах компании.

Инсаров шагнул было вперед, но Шубин остановил его и сам заслонил Анну Васильевну. Позвольте, — начал он, — почтенный незнакомец, выразить вам то неподдельное изумление, в которое вы повергаете всех нас своими поступками. Вы, сколько я могу судить, принадлежите к саксонской отрасли кавказского племени; следовательно, мы должны предполагать в вас знание светских приличий, а между тем вы заговариваете с дамой, которой вы не были представлены. Поверьте, в другое время я в особенности был бы очень рад сблизиться с вами, ибо замечаю в вас такое феноменальное развитие мускулов biceps, triceps и deltoideus, что, как ваятель, почел бы за истинное счастие иметь вас своим натурщиком; но на сей раз оставьте нас в покое.

«Почтенный незнакомец» выслушал всю речь Шубина, презрительно скрутив голову на сторону и уперши руки в бока.

— Я ничего не понимайт, что вы говорит такое, — промолвил он наконец. — Вы думает, может быть, я сапожник или часовых дел мастер? Э! Я официр, я чиновник, да. [настойчиво предлагается тема немецкого как «немотствующего», сиречь иноязычного, влияния-вливания в русскую жизнь, переводя разговор из «часовщиков — гробовщиков — кондитеров» в «чиновников — офицеров

— генералитет». — Вд. ]

— Я не сомневаюсь в этом, — начал было Шубин…

— А я вот что говорю, — продолжал незнакомец, отстраняя его своею мощною рукой, как ветку с дороги, — я говорю: отчего вы не пел bis, когда мы кричал bis? А теперь я сейчас, сей минутой уйду, только вот нушна, штоп эта фрейлейн, не эта мадам, нет, эта не нушна, а вот эта или эта (он указал на Елену и Зою) дала мне einen Kuss, как мы это говорим по-немецки, поцалуйшик, да; что ж? это ничего.

— Ничего, einen Kuss, это ничего, — раздалось опять в рядах компании.

— Jh! der Sakramenter! — проговорил, давясь от смеху, один уже совершенно чирый немец [не комментируя смесь «неметского» с «росским» и законность требования поцелуя, отчеркнем «чирость» немца, при том что уже для В. И. Даля «чирый», т. е. «укатанный», «убитый», «стихший», «самый мелкий», «утоптанный» — устаревшее, глубоко провинциальное и «северное», вряд ли свойственное черноземскому Тургеневу. — Вд. ]

Зоя ухватила за руку Инсарова, но он вырвался у нее и стал прямо перед великорослым нахалом [дюжесть обидчика педалируется еще и еще раз, дабы будущая победа славянского Давида над германским Голиафом была убедительнее. — Вд. ]

— Извольте идти прочь, — сказал он ему не громким, но резким голосом, [диглоссия — французского и русского, приличного и обычного — является нам тут во всю мощь; чего бы проще: «Пшёл вон!». — Вд. ]

Немец тяжело захохотал.

— Как прочь? Вот это и я люблю! Разве я тоже не могу гуляйт? Как это прочь? Отчего прочь? [оппонент точно ловит семантическую разницу глагольных форм произнесенного: «извольте» и подразумеваемого «пшёл». — Вд. ]

— Оттого что вы осмелились беспокоить даму, — проговорил Инсаров и вдруг побледнел, — оттого что вы пьяны.

— Как? я пьян? Слышить? Horen Sie das, Herr Provisor? [ «Вы слышите это, господин провизор?» И «русский немец генерал» вновь возвращается в просто национальное «русский немец аптекарь», туда же — врач, гробовщик, часовых дел мастер и пр. — Вд. ] Я официр, а он смеет… Теперь я требую Satisfaktion! Einen Kuss will ich! [ «требую удовлетворения», переводит Тургенев, отлично знающий, что слово «сатисфакция» в русском словаре уж с начала XVIII в. точно находится. — Вд. ]

— Если вы сделаете еще шаг, — начал Инсаров…

— Ну? И что тогда?

— Я вас брошу в воду.

— В воду? Herr Je! [Господи Иисусе! — Вд. ]. И только? Ну, посмотрим, это очень любопытно, как это в воду…

Господин офицер поднял руки и подался вперед, но вдруг произошло нечто необыкновенное: он крякнул, все огромное туловище его покачнулось, поднялось от земли, ноги брыкнули на воздухе, и, прежде чем дамы успели вскрикнуть, прежде чем кто-нибудь мог понять, каким образом это сделалось, господин офицер, всей своей массой, с тяжким плеском бухнулся в пруд и тотчас же исчез под заклубившейся водой.

— Ай! — дружно взвизгнули дамы.

— Mein Gott! — послышалось с другой стороны.

Прошла минута… и круглая голова, вся облепленная мокрыми волосами, показалась над водой; она пускала пузыри, эта голова; две руки судорожно барахтались у самых ее губ…

— Он утонет, спасите его, спасите! — закричала Анна Васильевна Инсарову, который стоял на берегу, расставив ноги и глубоко дыша.

— Выплывет, — проговорил он с презрительной и безжалостной небрежностью. — Пойдемте, — прибавил он, взявши Анну Васильевну за руку, — пойдемте, Увар Иванович, Елена Николаевна.

— А… а… о… о… — раздался в это мгновение вопль несчастного немца, успевшего ухватиться за прибрежный тростник.

Все двинулись вслед за Инсаровым, и всем пришлось пройти мимо самой «компании». Но, лишившись своего главы, гуляки присмирели и ни словечка не вымолвили; один только, самый храбрый из них, пробормотал, потряхивая головой: «Ну, это, однако… это бог знает что… после этого»; а другой даже шляпу снял. Инсаров казался им очень грозным, и недаром: что-то недоброе, что-то опасное выступило у него на лице. Немцы бросились вытаскивать своего товарища, и тот, как только очутился на твердой земле, начал слезливо браниться и кричать вслед этим «русским мошенникам», что он жаловаться будет, что он к самому его превосходительству графу фон Кизериц пойдет… [наконец, является долгожданный русский немец генерал. — Вд. ]

Но «русские мошенники» не обращали внимания на его возгласы и как можно скорее спешили к замку.<���…>

В воздухе стали носиться какие-то неясные звуки; казалось, будто вдали говорили тысячи голосов: Москва неслась им навстречу.

Тут бы и оборвать наконец чрезмерно затянувшуюся цитату, кабы не финальное виде́ние Елены в Италии, видение, прорицающее не столько судьбу Инсарова, сколько будущее развитие «готики» в московской, и не только в московской, архитектуре.