Сью Роу - Частная жизнь импрессионистов

Идея обернуть эту враждебность себе на пользу принадлежала Базилю. В 1869 году была предпринята попытка воссоздать «Салон отверженных». По городу ходила петиция, подписанная «всеми лучшими художниками Парижа». Однако все понимали, что она едва ли окажет желаемое воздействие, и Базиль принял единоличное решение больше никогда не подавать свои работы в Салон.

– Это смехотворно – разумному, понимающему человеку подвергать себя подобного рода административному произволу, – заявил он родителям.

Остальные участники группы согласились с ним.

Время шло, минуло уже семь или восемь лет с того дня, как большинство этих художников познакомились. Старшему из них (Писсарро) скоро исполнится сорок, и даже самые молодые (Берта Моризо и Ренуар) уже приближались к тридцати. И тогда они, предварительно посоветовавшись с Коро, Курбе, Диазом и Добиньи, которые пообещали им свою поддержку и согласились представить на выставке свои работы, решили все вместе арендовать помещение, где смогут показать столько своих картин, сколько захотят.

Лишь Мане дал понять, что в затее не участвует. Он не собирался отказываться от Салона. Невзирая на скандальную репутацию, он был тщеславен и по-прежнему мечтал о медалях, похвалах, а возможно, и о том, чтобы когда-нибудь стать кавалером ордена Почетного легиона – как его отец. Мане как никто другой знал, какие последствия влечет за собой подрыв основ, и не имел желания накликать на свою голову дальнейшие несчастья. Кроме того, он догадывался, что потенциально существует еще несколько выходов.

В те времена частных торговцев живописью было очень мало, но Поль Дюран-Рюэль, невысокого роста щеголь, тогда еще гладко выбритый, только что открыл небольшую галерею на улице Лафитт. До него живописью интересовался отец, и оба они имели безошибочное чутье на талант.

Более того, Дюран-Рюэль-отец обладал даром предвидения. Будучи человеком высококультурным и много поездившим по свету, он умел распознать не только хорошего художника, но и потенциального покупателя. Он, например, считал прототипом будущего коллекционера американца в Париже. Дюран-Рюэль-отец уже продал несколько картин художников барбизонской школы американским покупателям и надеялся когда-нибудь завоевать американский рынок и для других французских живописцев.

Когда в 1865 году отец ушел на покой, Поль унаследовал его дело. Жена Поля, тоже обладающая острым взглядом и трезвостью суждений, активно участвовала в принятии им решений. Благоразумная и предусмотрительная, она тем не менее поощряла его к риску, и молодой торговец начинал осторожно делать покупки. Однако в то время коммерческий успех для Мане и его друзей был пока отдаленной мечтой.

Хотя Мане не собирался выставляться вместе с группой, для всех было очевидно, что заменой ему может стать Дега. У них с Мане произошла временная размолвка из-за написанного Дега двойного портрета сидящих вместе Мане и Сюзанны. Дега подарил портрет Мане, а тот в ответ подарил ему свой натюрморт – простая горка слив, но Дега счел его великолепным образцом творчества Мане. Однако, зайдя в студию друга однажды днем, Дега увидел собственное полотно располосованным: Сюзанна лишилась головы. Забрав картину, Дега ушел, не сказав ни слова, и вернул Мане его «Сливы». Они, правда, помирились – как говорили, «с Мане никто долго не мог быть в ссоре», – но когда Дега предложили участвовать в выставке группы, он согласился с особым удовольствием.

План оказался в подвешенном состоянии после того, как все, кроме Дега, ненавидящего деревенскую природу, уехали на лето из Парижа. Базиль отправился в Мерик посмотреть на новорожденного племянника и навестить Сислея в Буживале. Моне с Камиллой уехали в Нормандию, оставив большое количество картин на хранение у Ренуара в Лувесьенне. По пути они сделали остановку в Батиньоле, в доме родителей Камиллы, где поженились в присутствии Курбе в качестве свидетеля.

Несмотря на финансовые неурядицы Моне, а возможно, именно из-за них Камилла получила скромное приданое и благословение родителей. В Нормандии они переплыли дельту из Гавра в Трувиль, там Моне нарисовал «Отель “Черные скалы” в Трувиле» с его впечатляющими нормандскими башнями и широким фасадом.

Вдоль променада, вплоть до самого казино (его стеклянная крыша не менее замысловата, чем крыша вокзала Орсэ) и популярных морских ванн, щеголи и щеголихи демонстрируют свои пышные наряды. На берегу расположившиеся группами дамы в широких кринолинах сидят в окружении детей и собак, дыша полезным морским воздухом, однако стараясь зонтами и прочими модными аксессуарами, а также сложной драпировкой из муслина защититься от солнца.

Изобразил Моне и Камиллу сидящей на берегу под зонтом, с вуалью на лице. Если во время рисования ветер поднимал песок и песчинки прилипали к холсту, он оставлял их там. Ветреный воздух раннего лета, свет, краски – все, казалось, вихрилось вокруг человеческих фигур. Неуклюжесть ранних женских персонажей Моне («Пикник», «Женщины в саду») исчезла. Камилла, в пышной юбке, сидит в бледном свете, растрепанная ветром, закутавшись от солнца в шарф. В картине схвачена непосредственность мимолетного мгновения: вспышка, запечатлевшая обычный момент обычного дня.

Тем временем Писсарро жил на другом по отношению к дому Ренуаров конце Лувесьенна, где они с Жюли и двумя сыновьями (семи и пяти лет) снимали дом № 22 на дороге, ведущей в Версаль. Это было большое серое здание с темно-бордовыми ставнями, оплетенное вьющимися растениями. На участке, граничащем с Мар-ли-ле-Руа, где в XVII веке находилась загородная резиденция Людовика XIV, имелся еще и маленький домик.

Лувесьенн – тихий, сельский, с извилистыми тропинками, сбегающими по склону холма от замка мадам Дюбарри к реке, с огородами и фруктовыми садами вдоль маленьких переплетающихся улочек – идеально подходил Писсарро. А Жюли могла на собственном участке выращивать овощи и фрукты, разводить кур. Климат здесь был теплый, со множеством солнечных дней, и все пребывали в отличном настроении. Никто ни в малейшей степени не был готов к тому, что должно произойти.

Базиль стал свидетелем случившегося на парижских улицах события, которое, оглядываясь назад, можно было назвать предвестием. В январе молодой журналист-интеллектуал Груссэ вызвал на дуэль принца Пьера Наполеона Бонапарта, племянника Наполеона III. Взбешенный принц застрелил Виктора Нуара, секунданта Груссэ, которому было поручено передать вызов.