Борис Чирков - ...Азорские острова

А тут как раз подоспели зимние каникулы. Мы с Серегой вмиг собрались. Получили студенческие бесплатные билеты на железную дорогу. На все деньги, что заработали, разгружая вагоны с какими-то строительными материалами, купили на рынке по четыре кило соли: в Нолинске ее была нехватка. Влезли в теплушку товаро-пассажирского поезда, забрались на нары и покатили…

Покатили через пустые белые поля, через леса, наряженные в тяжелые снежные шубы. Сердитый мороз гулял в тот год по нашей земле. И, когда просыпались на нарах, всякий раз приходилось отдирать свои полушубки, примерзшие к стенам вагона.

Ехали мы не спеша, останавливались не только на каждой станции, но и на самых глухих полустанках, где из вокзалов выскакивали люди, окутанные холодными облаками пара, бежали к нашему поезду и принимались отчаянно колотить в двери теплушек, упрашивая пустить их доехать хоть до ближайшего города.

Только через пять суток заскрипел наш поезд тормозами и застучал буферами на станции Вятка. Забрав свои мешки, выпрыгнули мы с Серегой на перрон.

— Вот и дома!

Вроде бы и так, а все еще в дороге.

Остались последние полтораста километров. По сравнению с тем, что проехали от Петрограда, — пустяк, а как его одолеть? Нанять лошадей — денег нет! Идти пешком… В рождественские морозы?.. Что тут придумать? С кем посоветоваться? По платформе бегали пассажиры с чайниками. Никто не обращал на нас внимания, только сурово глядела с плаката худая женщина и спрашивала: «Чем ты помог голодающим Поволжья?»

Мы не могли помочь: у нас ничего не было, кроме узелков с солью.

— А может, за соль повезут?..

Мы вышли на привокзальную площадь — пусто. Ни одной подводы. Где их искать, ямщиков или попутчиков?.. А может, не теряя времени, двинуться своим ходом? Может, по дороге кто подсадит? А нет, так поднатужимся и за пару дней отшагаем дорогу. Груз-то невелик — по маленькому заплечному мешку у каждого.

И, чтобы не колебаться в решении, тут же и зашагали через город. Выбрались на Нолинский тракт и пошли отмеривать версту за верстой.

День был солнечный, морозный, но безветренный. Идти было и легко и приятно — ведь с каждым шагом все ближе и ближе к дому, к родным, к теплу, ко всему, что дорого и мило. На поворотах и изгибах тракта, незаметно друг от друга, оборачивались назад поглядеть, далеко ли ушли от города. Но он отставал медленно и словно нехотя. Долго видели мы дома, стоявшие на горе, и столбики дыма, высоко поднимавшиеся в морозном воздухе. А снег тоненько пел под ногами, и мы шли, как под музыку.

Попутные подводы нас не обгоняли, встречные попадались редко. Вдалеке от дороги и справа и слева стояли синие леса. А тракт тянулся через широкое белое-белое поле, которое поблескивало на солнце, да кое-где расцвечивалось ярко-голубыми тенями от сугробов. Было тихо и одиноко в белом мире. Только изредка ворона бесшумно срывалась с придорожной березы и перелетала на другую сторону тракта, остерегаясь людей. А мы шли себе и шли.

Наконец Вятка пропала из виду. Солнце зацепилось краем за потемневший лес. А мороз стал покрепче. И тогда, в первой же деревне, попросились мы в избу отогреться и передохнуть. Поели, что было с собою, покурили и отправились дальше.

Зимою темнеет быстро — вышли мы на дорогу, а уже звезды мигают на небе. Еще холоднее стало и еще пустыннее. А свет — только что от звезд да от снега. Хотя вскоре то ли глаза попривыкли, то ли луна взошла за лесом, но стала видна и дорога, и толстые, корявые стволы старых берез, что, как часовые, стояли вдоль тракта, охраняя его от метелей.

Музыка наших шагов стала громче и мелодичнее, только теперь она казалась нам не веселой, а задумчивой и даже грустной. Шли мы молча, каждый думал о своем, и разговаривать не хотелось. Глядели себе под ноги, чтобы ступать по наезженному твердому следу саней, а не по рыхлому снегу. Зимняя дорога ровная, однообразная, глядишь на нее не отрываясь, и начинает казаться, что шагаешь по одному и тому же месту, не продвигаясь вперед. Оттого сразу же вместе заметили мы на обочине невысокий бугорок, из которого высовывалось что-то продолговатое, желтевшее среди синего снега. Оба, не сговариваясь, подошли к этому месту. Сергей подковырнул носком валенка эту желтую штуковину, и из сугроба вывернулся длинный голый череп с большими зубами и пустыми глазницами.

— Что это?

— Лошадь сдохла… верно, от голода… А волки объели. Ишь, как полированный!..

На следующей версте опять попался такой же бугорок. Видно, беда с Поволжья докатилась и до наших мест.

Неприятные были эти ночные находки, и следующий раз мы миновали такую снежную могилу, уже не подходя к ней и даже не глядя в ее сторону.

Видно, и три здоровые собаки, что уже давно бежали за нами, тоже разделяли наши чувства и, чтобы не натыкаться на эти бугры, огибали их прямо по снежной целине поля.

Похоже, что ночная эта дорога и им казалась тоскливой и одинокой, и они прибились к нашей компании. Мне тоже было приятно их общество, а вот мой спутник почему-то сердито оглядывался на них и бормотал что-то невнятное.

— Ты что?

— Волки! — буркнул Серега.

У меня стало сухо во рту. Тут же на память пришли всякие — и книжные, и живые — рассказы о том, как волчьи стаи пожирали овец, лошадей, как терзали одиноких путников. И вот они — волки на свободе, и вот мы — беззащитные, на безлюдной дороге. Того и гляди один из волков задерет башку к небу, завоет, ему отзовутся дальние голоса его товарищей, набегут со всех сторон жадные, свирепые звери, и конец нам, конец. У нас ведь даже перочинного ножика нет с собою…

Сергей, видно, почуял мой страх и громко сказал:

— Да не кинутся они на нас… Их всего трое… Пойдем, шагай только веселее!

Волки, остановившиеся, как и мы, сейчас же легонько затрусили, все на том же расстоянии от нас и также бесшумно. Мы ускорили шаги и невольно перебрались на самую середину тракта. Волки бежала легко, молча, теперь немного отстав от нас, но зато подобравшись ближе к дороге, как будто решили обойти нас с тыла. Стало еще страшнее. Ускоряя и ускоряя шаги, я уже готов был кинуться бежать, но Сергей строго остерег:

— Не надо! На бегущего могут сразу кинуться. Иди шагом, только быстрее.

Мы боялись бежать, а волки не решались нападать, только перешли теперь на самую дорогу и двигались за нами шагах в пятидесяти. Казалось, они понимали нашу беспомощность и обреченность и лишь обдумывали план нападения. А я ждал, что вот-вот оборвется во мне тоненькая ниточка моего самообладания, и я побегу, закричу, а волки в ту же минуту кинутся на нас и примутся рвать и грызть нас, стараясь ухватить за горло…

Тут Серега крикнул:

— Давай сюда… Давай!..

Он бросился в сторону от наезженного пути. Проваливаясь в снегу, торопился к каким-то жердям, торчавшим из сугроба. Ухватился за кол, стоявший торчмя, и начал его раскачивать. Я подоспел к нему, и вдвоем мы выломали порядочную дубину из остатков изгороди, стоявшей здесь когда-то. Понатужившись, отломили еще и для меня кусок жердины и теперь, вооруженные, приободрившись, вернулись на свою стезю. Волки, поджидавшие нас, опять пустились следом за нами. И то ли им не показались опасными наши палицы, то ли у них разгорелся аппетит от этого долгого и бесплодного марафонского бега, только они постепенно, но настойчиво стали нагонять нас. Я, как ни крепился, как ни храбрился, не вынес этого испытания мужества и побежал. Сереге волей-неволей пришлось подтянуться за мною. Волки сейчас же еще прибавили ходу. Тогда, позабыв о наших дубинах, мы понеслись что было силы. Однако расстояние между нами и преследователями неуклонно сокращалось.