Акрам Шарипов - Товарищ комбат

Солнце уже было в зените, когда роты втянулись в глубь леса. Особенно трудно пробираться сквозь заросли малинника и орешника пришлось боевым расчетам станковых пулеметов и минометов. Низко свисавшие еловые ветки били по глазам. Батальон был построен в цепь. Губкин со своим штабом двигался в некотором отдалении от рот, имея в своем резерве всего лишь взвод автоматчиков.

В штаб батальона доставили первых троих пленных гитлеровцев, а через несколько минут еще четверых. Это заставило всех насторожиться, за каждым кустом стал чудиться враг с направленным на тебя дулом автомата. Разговоры стихли, бойцы осторожно продвигались вперед. Теперь уже все видели, что во многих местах трава полегла: кто-то прошел здесь совсем недавно.

Вскоре в кустарнике обнаружили еще семерых спрятавшихся гитлеровцев. Они покорно сдались в плен, понимая бесполезность сопротивления.

Обманчивая лесная тишина тревожила. Георгий, выросший в тайге, интуитивно чувствовал опасность. А тут еще раненая нога снова разболелась. Как он ни напрягал силы, боль сковывала движение. Идти становилось все труднее. Спотыкаясь о корневища, выбоины, Георгий кусал губы. Но виду не подавал, старался держаться бодро, не сбавлять шаг.

Полк не был подготовлен к ведению боя в лесу. Люди еще не осознавали, как огромен этот лес и как трудно им будет ориентироваться без проводников. Они также не предвидели, к чему может привести в этих условиях разобщенность подразделений.

Чем дальше углублялись в лес, тем больше попадалось гитлеровцев. Пленных насчитывалось уже около сотни. Резерв комбата был почти полностью выделен для их охраны. Прошли всего треть намеченного пути, а уже столько пленных! Что же будет дальше? Фашисты исподлобья с опаской смотрели на наших солдат. Комбат доложил обстановку начальнику штаба полка.

— Так сколько, вы говорите, взяли пленных? — переспросил тот.

— Сто двенадцать.

— Мало. Семиколенов взял больше двухсот.

Батальон продолжал продвигаться в глубину леса. Начались сплошные заросли. Идти становилось все труднее. Белорусская чащоба напомнила Георгию дальневосточную тайгу. Только зловещая тишина незнакомого леса действовала на него удручающе.

Стрелковые роты, прочесывая лес, вырвались вперед, их уже не было слышно. Комбат выслал к ним связных. Один из них вскоре вернулся и доложил, что к первой роте подойти нельзя: между боевыми порядками рот и батальонными резервами вклинились гитлеровцы. Впереди то и дело стали возникать перестрелки. Губкин, окинув тревожным взглядом толпу пленных, способных в любой момент броситься на его бойцов, приказал подать сигнал командирам рот обозначить свой передний край. Красная ракета с шипением взлетела в голубое небо. Губкин рисковал, ибо противник был ближе к нему, чем собственные роты, но иного выхода не было. Комбат не сводил с неба глаз. Наконец ввысь взметнулись две красные ракеты: одна — метрах в восьмистах и другая — примерно в полутора километрах. Сразу стало ясно, на каком рубеже ведут бои вырвавшиеся вперед подразделения.

Гитлеровцам удалось просочиться в тыл стрелковым ротам Губкина и создать угрозу штабу батальона. В этой ситуации от комбата требовалось принять немедленное решение: пробиваться на соединение со своими ротами через боевые порядки гитлеровцев или в обход заболоченного участка.

Губкин не знал, какими силами располагает противник. Он только мог догадываться, что командиры рот сделали все возможное для соединения со штабом и что лишь превосходство гитлеровцев могло им помешать. Поэтому посчитал целесообразным действовать в обход заболоченного участка.

Трудные испытания уже не раз выпадали на долю молодого комбата. В большинстве случаев он имел дело с превосходящими силами противника. Часто ему не хватало на усиление стрелковых рот артиллерии и танков, а порой и боеприпасов. Вот и сейчас он должен был принять решение, почти не имея данных о противнике.

Пока Губкин принимал решение, пленные почувствовали неладное, о чем-то заговорили между собой. Надо было срочно что-то делать. Губкину удалось наконец выйти на связь с начальником штаба полка. Но тот в свою очередь озадачил его, сообщив о том, что до сих пор не вернулся командир полка майор Гринченко. Разговор прервал гул моторов самолетов. Сверкая на солнце, пролетели над ними на запад краснозвездные бомбардировщики. Снова все стихло. Губкин постепенно осознавал, что в штабе свои трудности. Полк остался без командира, и штабу надо без него принимать решения.

Дальнейшие его размышления прервал одиночный выстрел, старший лейтенант Угрюмов словно споткнулся и упал: вражеская пуля угодила ему в сердце.

Стали двигаться еще медленнее и осторожнее. Ординарец Губкина Семенов заметил фашиста, засевшего на дереве. Видно, он-то и убил Угрюмова. Солдаты стащили фашиста с дерева и тут же расстреляли.

Сцена расправы с «кукушкой» подействовала на пленных, они притихли, затаились, выжидая удобного момента, чтобы вырваться из плена.

Впереди послышалась немецкая речь. Сколько немцев, определить было трудно. Комбат через пленного, знающего русский язык, скомандовал остальным: «Всем лечь лицом вниз. Тот, кто поднимет голову, будет расстрелян!»

Губкин подозвал переводчика и потребовал от него, чтобы тот сообщил гитлеровцам, двигающимся навстречу, что русские впереди, сзади — повсюду — и они, немцы, окружены. Если сделают хоть один выстрел, все будут уничтожены.

Переводчик что-то надрывно закричал, в ответ с противоположной стороны тоже раздались крики. Все с нетерпением ждали исхода переговоров, но оружие держали в готовности. Несколько напряженных минут комбату показались длительными. Он пристально всматривался в сомкнувшуюся перед ними чащу леса.

Наконец впереди показались гитлеровцы в мундирах мышиного цвета. Двигались они рывками, испуганно озираясь по сторонам. Замелькали лица, заросшие щетиной. Фашисты выглядели как затравленные звери. Когда подошли совсем близко, Губкин заметил, что они вовсе не похожи на людей, желающих сложить оружие. Карабины, автоматы держат наперевес, вот-вот готовы пустить их в ход. Худшее предположение комбата подтвердилось. Идущий вперед немец нажал на курок и наповал сразил бойца из расчета ПТР.

Тут же раздался ответный выстрел: напарник погибшего выстрелил в фашиста из противотанкового ружья. Тяжелая пуля, рассчитанная на поражение брони, отбросила гитлеровца, автомат его отлетел в одну сторону, каска — в другую и повисла на сучьях. Наши бойцы, не дожидаясь команды, открыли огонь.

Лес закипел от суматошной оглушительной стрельбы. Гитлеровцы не выдержали и отступили. Костин, заметив нервозность в действиях комбата, отозвал его в сторону: