Акрам Шарипов - Товарищ комбат

— Вот и все, товарищ комбат! — Семенов, словно после тяжелой работы, вздохнул.

Губкин, переведя дыхание, с ненавистью взглянул на поверженного гитлеровского офицера. Из-под слипшихся светлых волос смотрели на него бесцветные глаза, в которых застыл ужас.

— Товарищ комбат! Вас вызывает командир полка, — доложил подбежавший радист.

И вновь Губкина закрутил ритм быстротечного боя.

— Двадцать третий у микрофона!

— Зацепились?

— Так точно! Расширяем плацдарм.

— Поздравляю. Надо ускорить продвижение.

Солдаты Губкина, сбив вражеское прикрытие, устремились вперед. Из штаба полка еще раз потребовали немедленно продвигаться в глубь обороны противника.

С момента начала переправы прошло более двенадцати часов. Вывести людей на обед не представлялось возможным. Кухня отстала, не знали даже, где ее искать. Если бы и нашли, то все равно не было бы толку: в жаркие дни обед в котле разрешалось держать не более шести часов. Для обеспечения боеспособности солдат надо было доставить сюда, к переднему краю, двести восемьдесят три сухих пайка. С такой просьбой Губкин и обратился к командиру полка.

Подполковник Водовозов, выслушав его, разрешил израсходовать ранее выданный НЗ. Комбат слишком хорошо знал своих солдат и был уверен, что ни один из них не оставил свой НЗ перед боем, съел его еще ночью. Ведь на голодный желудок станковый пулемет, орудие или миномет далеко не протащишь. Губкин откровенно признался в этом командиру полка, хотя в отношении НЗ имелись строгие распоряжения.

— Кто вам разрешил использовать НЗ прежде времени? — резко спросил Водовозов.

— Виноват, товарищ подполковник! — Губкин не хотел говорить, что солдаты израсходовали сухой паек самовольно.

— Впредь этого не допускать! НЗ вам будет выдан дополнительно…

А бой между тем ни на минуту не утихал. Мимо комбата на носилках пронесли офицера. Бледное заострившееся лицо, закрытые глаза… Губкин с трудом узнал Ветрова и склонился над ним.

— Держись, брат! — сказал он и от всей души добавил: — Возвращайся скорее в строй. Еще повоюем вместо!

Ветров приоткрыл глаза.

— Отвоевался я, товарищ капитан! — сдавленно проговорил он.

— Не верю, Ветров! Жить будешь и воевать будешь!..

Больше года они прослужили вместе, воевали под Духовщиной и Витебском, в снегах и болотах Белоруссии. Ветров пришел в батальон лейтенантом, потом стал старшим лейтенантом. Командуя полковой батареей, принял активное участие в подготовке к переправе через Неман. Губкин уже знал, что Ветров представлен к знанию капитана и к ордену Красного Знамени. Но вот судьба оказалась к нему суровой. Здесь, на этом берегу, он единственный из всех наступил на вражескую мину и, скорчившись от боли, упал на землю. Ему оторвало ступню левой ноги. Рана оказалась тяжелой, в ней виднелись осколки раздробленной кости и белые сухожилия. На его крик подбежали санитары, разрезали сапог и забинтовали ногу. Тотчас же на носилках Ветрова понесли в полковой медпункт.

Скверно было на душе у Губкина. И только сообщение Костина об освобождении фольварка Погермань немного отвлекло его от тяжелых раздумий. Война кончается, а люди гибнут. И какие люди!

Как и многие фольварки в Литве, Погермань тоже утопал в садах. Несколько добротных кирпичных построек, обнесенных каменным забором, напоминали небольшую крепость. Хозяин успел удрать с немцами. К удивлению бойцов, ворота им открыли наши женщины, угнанные из Белоруссии и с Украины. С криком «Родные!» женщины бросились к бойцам, принесшим им освобождение. С каким нетерпением все они ждали этого часа!

Смуглая красивая украинка повисла на шее Закаблука:

— Микола! Я ж так и думала, что ты придешь и вызволишь нас! Ты что, не узнаешь меня? Я ж Галя!

Смущенный сержант пытался объяснить, что она ошиблась. Но девушка не слушала его. Глаза Галины лихорадочно горели. Закаблука она приняла за своего суженого.

— Милый мой, как долго мы не виделись! Ты стал каким-то другим!

— Послушай, послушай! — Закаблук был смущен, хотел как-то объяснить это недоразумение.

Но Галя своим громким певучим голосом перебивала его и твердила свое:

— Нет, нет, не уходи от меня, ради бога! Неужто ты разлюбил меня? Я ждала тебя дни и ночи!

Кто-то вдруг закричал: «Немецкие танки!»

Взвод батальонных противотанковых орудий с ходу вступил в бой с двумя наползавшими T-IV. Появление их на окраине фольварка Погермань представляло немалую опасность.

Стрелки тоже приготовились принять бой с вражескими танками на открытой местности. К счастью, артиллеристам удалось отбить танковую контратаку противника, и солдаты Губкина продолжили продвижение вперед.

Со стороны Каунаса послышалось эхо артиллерийской канонады. Губкин выдвинул вперед разведгруппу. Главные силы батальона тем временем продолжали марш в походном порядке, имея боевое охранение. Справа и впереди было по-прежнему тихо. Шли проселочными дорогами, минуя полупустые фольварки, холмистые перелески. Городовиков и Водовозов не только не сдерживали наступательного порыва батальона Губкина, но, наоборот, всячески поощряли его продвижение дальше и дальше на Каунас. Соседи отстали, и комбат рассчитывал только на свои силы. Обстановка складывалась не совсем ясная. Батальонная разведка никаких сведений о противнике не имела, штаб полка тоже молчал. Когда пересекли рокадное шоссе, Губкин обратил внимание на многочисленные следы кованых сапог. Несомненно, тут прошли немцы.

Вернулись разведчики, проехавшие на велосипедах по рокадной дороге километров пять. Они ничего не заметили. Выслушав разведчиков, комбат задумался, куда же делся противник.

Достал пачку «Беломора» и угостил солдат папиросами. Все закурили. Молчание нарушил Жубатырев:

— Товарищ капитан! Мы тут встретили одного местного старика. Плетет какую-то несуразицу. Дескать, мы немцев пропустили к себе в тыл — много танков и пехоты прошло к Неману. Чепуха какая-то! Не могли же мы пропустить танковую дивизию и не заметить? Это же не иголка в стоге сена, и соседи справа вступили бы в бой…

На войне чаще, чем где-либо, возможно непредвиденное. Старик оказался прав: вражеские танки и мотопехота прорвались к Неману в полосе наступления соседней дивизии генерала Калинина. Враг пытался отрезать, окружить и уничтожить полки дивизии Городовикова. Но о замыслах противника знал только комдив, в полку данных об этом пока не имели.

Солнце уже поднялось к зениту, его горячие лучи обжигали солдат, двигавшихся по пыльной проселочной дороге. В три часа дня Губкин связался со штабом полка. Начальник штаба снова подтвердил приказ комполка Водовозова: «Срочно перерезать шоссе, ведущее на Каунас».