Акрам Шарипов - Товарищ комбат

Внезапно в расположении гитлеровцев заполыхали разрывы снарядов. По интенсивности огня Губкин определил, что по «пантерам» ведет стрельбу дивизион противотанковой артиллерии, а в артналете с закрытых огневых позиций участвуют по меньшей мере три артиллерийских дивизиона. Дальнейшая контратака противника была приостановлена.

Помощь командира дивизии оказалась своевременной. Губкин с благодарностью вспомнил обещание генерала. В эти трудные минуты прочно утвердился во мнении, что Городовиков — человек слова.

Клонившееся к закату солнце скрылось за лесом, и долину, в которой пролилось столько крови, окутала темень. Наступило долгожданное затишье. Комдив вызвал по радио подполковника Водовозова и приказал отвести полк за Неман.

— Как быть с плацдармом? — спросил Водовозов.

— Приказано оставить и сосредоточиваться на другом участке.

Под покровом темноты полк Водовозова двинулся обратно к Неману.

Наша авиационная разведка вовремя установила подход оперативных резервов противника. Немецко-фашистское командование намеревалось окружить и уничтожить дивизии Городовикова и Калинина и ликвидировать плацдарм. Но, как только оно заметило отвод наших войск, не дожидаясь подхода резервов, вновь перешло в контратаку. Главный удар враг наносил теперь уже на участке первого батальона. Всю ночь шли упорные бои. Солдаты батальона Губкина, частью сил отражая вражеские контратаки, медленно продолжали свой тяжелый и опасный путь. Над ними то и дело с пронзительным воем рассекали воздух вражеские мины и снаряды, взрывались тут и там, вздымая столбы земли и огня. От усталости люди чуть ли не валились с ног, но шли и шли, согнувшись под тяжестью вещмешков и оружия, спотыкаясь на распаханной взрывами и гусеницами танков земле. На бывшей огневой позиции противотанковой батареи их взору предстала потрясающая картина: все шесть орудий были раздавлены, а напротив метрах в трехстах чернели семь подбитых вражеских танков, валялись гильзы от снарядов и разбитые ящики из-под боеприпасов. На одном, неизвестно как уцелевшем ящике сидел и рыдал, весь в пороховой гари, старший лейтенант в разорванной гимнастерке. Недалеко лежали трупы его подчиненных и гитлеровцев.

Всем было ясно, что произошло с противотанковой батареей: билась она до последнего снаряда. А когда боеприпасы у артиллеристов кончились, вражеские танки раздавили орудия на позициях. Командир батареи случайно остался в живых и никак не мог прийти в себя.

Костин, увидев эту страшную картину гибели батареи, осознал, какой тяжелый удар на плацдарме принял на себя полк и его батальон. Противник был еще достаточно силен, и предстояли ожесточенные бои, которые требовали выдержки, больших усилий и умелого сосредоточения сил для неотвратимого удара.

Только на рассвете под прикрытием нашей авиации и артиллерии полк Водовозова начал переправляться на противоположный берег по понтонному мосту. Солдаты, измученные напряженными боями, ночным маршем и промокшие от утренней росы, с трудом передвигали ноги.

На левом берегу Немана стрелковые роты второго батальона расположились на отдых прямо на скошенном поле у копен сена, чтобы успеть замаскироваться в случае налета вражеских самолетов. Новый командир хозяйственного взвода лейтенант Турпитко доставил завтрак. Но людям было не до еды, многие тут же заснули.

Губкин, воспользовавшись паузой, нашел еще в себе силы написать письма родным и медсестре Собковой.

«Дорогая Муза! С фронтовым приветом к тебе Георгий! Ведем бои с переменным успехом, как передают в сводках Совинформбюро. Все у нас в батальоне живут одной мыслью — как можно скорее разгромить фашистских захватчиков и первыми выйти на государственную границу 1941 года! Завтра снова в бой, но я твердо верю в то, что мы с честью выполним историческую миссию и встретимся с тобой, отпразднуем великую Победу! А пока от меня не жди скорых писем, мы будем в большом наступлении…»

У Георгия впервые возникло такое ощущение, что все вокруг будто остановилось во времени и замерло в полусне. На голубом небосклоне не было ни малейшего облачка. С каким-то безразличием смотрел он на синее небо и на все, что происходило вокруг него. Он вдруг невыносимо остро почувствовал, до чего же противной и ненавистной стала ему эта война. Влажная, чуть колючая после сенокоса земля, на которой он лежал на спине, положив руки под голову, казалось, плыла куда-то вместе с ним. У него кружилась голова от невероятной усталости и перенапряжения сил.

— Немцы! — вдруг крикнул командир взвода связи старший сержант Баранов и отскочил от копны.

— У кого это нервишки не в порядке? — поинтересовался комбат, подходя к копне.

Однако Баранов, сунув руку в сено, ухватился за что-то и, потянув, вытащил за ноги немца. Оказалось, что в копне прятались немецкие солдаты.

— Откуда взялись в нашем тылу? — спросил комбат фельдфебеля.

— Витебск, Витебск! — дрожа, ответил тот.

Выяснилось, что семеро немцев отходили из-под самого Витебска. В копне ждали наступления ночи, чтобы переправиться через Неман к своим. Они прошли всю Белоруссию, Литву и, когда уже было рукой подать до своих, попали в плен. Губкин, глядя на оборванных и обросших гитлеровцев, не мог подавить в себе отвращения. Выделив двух конвоиров, он направил пленных в штаб полка.

Командарм Крылов требовал от командира 45-го стрелкового корпуса генерала Поплавского скорейшего выхода на линию Гарлява, Вейверяй. Достижение указанного рубежа обеспечивало разгром всей каунасской группировки противника. Поплавский решил своими 159-й и 338-й стрелковыми дивизиями удерживать занимаемые позиции, а дивизией Городовикова совершить маневр в район Дорсунишкиса и вновь переправиться через Неман на плацдарм, захваченный 371-й стрелковой дивизией.

Солдаты, не зная обстановки, ворчали, считая такие маневры излишними. На войне ничто так не изнуряет, как повторение пройденного пути. Снижается накал, а это влияет на настроение солдат и командиров, на дисциплину.

Но приказ не подлежал обсуждению, и батальон Губкина после короткой передышки приступил к переправе. Спустили на воду паромы, плоты, повозки. Кони, почуяв воду, всхрапывали, становились на дыбы. Пятая и шестая роты преодолевали водную преграду на паромах. Четвертая рота, батальонная и приданная артиллерия переправлялись по наплавному мосту, наводку которого саперы заканчивали под огнем противника.

Когда подразделения Губкина вступили на мост, впереди неожиданно создалась пробка. Виной всему оказался жеребец. Он встал на дыбы и развернул походную кухню поперек моста. Губкин, находившийся в голове колонны, приказал рубить постромки и столкнуть кухню в воду. Повар с ездовым не хотели подчиниться. Связные, сопровождавшие комбата, мигом опрокинули кухню. Содержимое вылилось в реку, образовав маслянистое пятно, двуколка с запрокинутыми колесами погрузилась в воду. Колонны, идущие навстречу друг другу, двинулись вперед.