Акрам Шарипов - Товарищ комбат

Перед штурмом первого города фашистской Германии замполит Костин вместе с парторгом Коршуном и комсоргом Савичевым прямо на переднем крае провели митинг с коммунистами и комсомольцами — делегатами от всех подразделений батальона, посвященный этому историческому событию. Выступавшие клялись добить фашистов в их логове. Возвратившись в свои подразделения, делегаты довели задачу до каждого солдата.

С утра наша артиллерия и авиация обрушились на Ширвиндт и укрепления на его окраине — доты и бронеколпаки, связанные между собой подземными ходами сообщения, на каменные здания, превращенные в опорные пункты, опоясанные проволочными заграждениями и минными полями. В расположении гитлеровцев стоял такой грохот, будто там извергался вулкан; ввысь взметались пламя, дым и пыль. Земля, казалось, плавилась от огня.

Остались какие-то минуты до начала штурма, артиллерия перенесла огонь в глубину обороны противника. Губкин взглянул на часы, поднес к глазам бинокль: дым еще не рассеялся и вздыбленная земля не улеглась. Надо было спешить, и он поднял свой батальон в атаку на юго-западную окраину Ширвиндта. Дружно бросились солдаты на врага. Впереди всех действовали саперы лейтенанта Воробьева, размечая флажками проходы на минных заграждениях. Губкин мысленно похвалил лейтенанта.

Атака развивалась медленно. Впереди горел Ширвиндт. Бойцы Акимова и Ахметова продвинулись всего лишь метров на триста и достигли лощины, лежащей вдоль фронта. Они скатились в нее, стали дозаряжать автоматные, пулеметные диски, набирать силы для следующего броска. Но не успели вновь подняться в атаку, как одновременно ожили два железобетонных дота противника с вращающимися стальными колпаками. Батальон залег под сплошным перекрестным огнем.

После осенних проливных дождей со снегом земля отдавала леденящим холодом. Пронизывающий ветер постепенно разогнал облака, в голубых прогалинах появилось солнце, но ненадолго. В воздухе снова повисла серая мгла, начал накрапывать дождь. Расчет на ослабление вражеского огня в плохую погоду не оправдался. По всему переднему краю гитлеровцы продолжали поливать свинцом наши позиции, не давая поднять головы. Особую опасность представлял фланкирующий пулеметный огонь из двух дотов, расположенных на окраине Ширвиндта. Без подавления и уничтожения их не могло быть и речи о продвижении вперед. Губкин это понимал.

Солдаты лежали на мокрой земле. Промозглый северный ветер пронизывал их насквозь. Оставаться на этом рубеже было нельзя.

Открытая местность не позволяла Губкину совершить обход. Надо было по раскисшему полю подтянуть как можно ближе на прямую наводку пушки приданной батареи. Он распорядился выделить в помощь артиллеристам по стрелковому отделению на каждое орудие.

Погибшего сержанта Закаблука заменил командир отделения ефрейтор Примак. На пути к позициям батареи его солдат настиг ливень. Дождь лил как из ведра: струи холодной воды попадали за воротник, проникали под одежду. Жубатырев, Чернобаев, Чуев и другие дрожали от холода. Ветер, как назло, переменился, и остервенелый дождь хлестал им в лицо. Пока добрались до батареи, продрогли настолько, что были не в силах отогреться.

Примак, вытирая лицо пилоткой, обратился к своим солдатам:

— А ну, ребятушки, дружнее!

Они ухватились за пушку, принялись толкать ее, но долго не могли даже сдвинуть с места. Да и сдвинув, не так-то просто было катить эту громадину по дороге, покрытой жидкой грязью. Солдаты напрягали все свои силы. Несмотря на холод и дождь, они обливались потом.

Восьмидесятипятимиллиметровая пушка, которую тянули Чернобаев и другие, застряла на подъеме рядом с позицией четвертой роты. Колеса почти полностью увязли в земляной жиже, вытащить их оттуда, казалось, не было никакой возможности.

— Братцы, ну-ка взялись как следует! Даешь Ширвиндт! — закричал подбежавший Жубатырев.

— Ну, милая, заждались тебя, ей-богу! — причитал Чернобаев, упираясь руками в правое колесо.

Кто-то крикнул во всю мощь своих легких: «Э-эй ухнем!»

Когда пушка чуть сдвинулась с места, солдаты совсем ласково заговорили с ней, будто уговаривая: «Пошла, пошла, родная! Сама пошла!» И она, словно послушавшись их, медленно подалась и вылезла из глубокой выбоины.

— Стой, сапог потерял! — растерянно воскликнул Жубатырев. Все громко захохотали. Этот смех будто прибавил сил. И бойцы наконец-то закатили орудие в кустарник на огневую позицию.

Тут же последовала команда: «К бою!» Быстро заработал расчет. Прозвучал выстрел, за ним второй, третий. Но сколько-нибудь значительного вреда дотам они не принесли. Бойцы четвертой роты, особенно те, кто тащил восьмидесятипятимиллиметровую пушку на руках, с досадой смотрели то на вражеские доты, то в сторону огневой позиции артиллерии.

Медлить было нельзя. Губкин, воспользовавшись затишьем на своем правом фланге, распорядился перебросить в расположение четвертой роты батарею самоходных артиллерийских установок. Они были менее уязвимы от огня противника. Самоходки выдвинулись в боевые порядки стрелковых взводов и открыли огонь.

Но вражеские доты не умолкали. Фашисты успевали заменить вышедших из строя пулеметчиков и артиллеристов резервом из крепостного батальона.

Губкин приказал командиру батареи пустить в ход зажигательные снаряды. Через несколько минут амбразуры вражеских дотов заволокло дымом. Батальон вновь поднялся в атаку и пробил брешь в обороне противника.

Штурмовые группы, овладев долговременными огневыми точками врага, стремительно рванулись к городу, но вновь были прижаты огнем дотов, расположенных в районе железнодорожной станции.

Шестой роте все же удалось добраться по-пластунски до окраины и закрепиться в полуразрушенных домах. Губкин бросил туда и пятую роту.

В городе полыхало пламя пожаров. Кровавые отсветы выхватывали из темноты улочки, переулки; бойцы поодиночке и мелкими группами продвигались вперед. Расчеты станковых пулеметов прикрывали их огнем с места, затем быстро меняли позиции. Из окон домов были видны вспышки выстрелов гитлеровцев. По ним били орудия батальона. От прямых попаданий снарядов обваливались каменные стены строений, накрывая вражеские огневые точки.

На первый взгляд казалось, что боевые действия в городе развиваются планомерно и очень уж спокойно, как батальные сцены в театре, руководимые невидимым режиссером. Но это только казалось. В действительности же шел жестокий бой, гитлеровцы продолжали оказывать ожесточенное сопротивление. По атакующим стреляли не только из укрепленных полуподвалов, но и со вторых, третьих этажей домов и даже с чердаков. Расчет Губкина на использование штурмовыми группами мертвых зон не оправдался — их, по существу, не было, кругом бушевал многоярусный огонь. Отдельные орудия и пулеметы врага меняли позиции, и артиллеристы не успевали их засекать. За подвижными огневыми точками шла настоящая охота. Комбату, однако, удалось на какое-то время перехитрить врага, поставив дымовую завесу. Бойцы стремительным броском ворвались в одно из ближайших строений. Вместе с ними под вражеским огнем наступал и комбат. Новый ординарец Губкина не отставал от него ни на шаг. Он немедленно открывал огонь, как только появлялась цель.