Акрам Шарипов - Товарищ комбат

Губкину все остальное уже было неинтересно, его бросило в холодный пот. Сообщение хирурга для него было полной неожиданностью.

— Доктор, что же теперь будем делать? — слабым голосом спросил он.

— Надо ждать, пока заживет рана. А за это время посмотрим, как себя поведет осколок. Хирургическое вмешательство допустимо только в самом крайнем случае.

Только в двенадцатом часу ночи Муза узнала от своей подруги, что Георгий в госпитале. Та рассказала ей, как прошла операция. Муза кинулась было к нему, но что-то удержало ее.

Она долго не могла заснуть. Что связывает их с Георгием? Вновь и вновь задавала она себе этот вопрос. Любовь? А если не любовь, то что?

Наутро не выдержала, на цыпочках подошла к его изголовью. Губкин не спал. И она, поддавшись внезапному порыву, нагнулась и поцеловала его в колючую щеку.

Лицо Георгия осветила улыбка. Сколько раз в минуты затишья между боями он вспоминал девушку! Ему показалось, что она похудела и осунулась.

— Все грудь подставляешь фашистам? — мягко укорила его Муза.

— Главное, видишь, живой!

— Живой-то живой, а рана опять тяжелая.

— Если б на сантиметр левее, — сказал Губкин, — то, возможно, никогда больше и не встретились бы.

— Что же треугольнички мне редко посылал?

— Не до этого было!

— Знаю, читала в «Правде». Многое узнала от офицеров вашей дивизии. Все в один голос твердили: «Отличился при выходе на границу, бедовый, не сносить ему головы!» Разве так можно?

— Война, что поделаешь, сестричка! Я тоже спрашивал раненых после излечения. Отзываются о тебе с благодарностью.

— Все-таки вспоминал свою Музу?

— Как же иначе, жизнью обязан!

— Только поэтому?

— Не только. Без Музы жизнь плохая…

— Какой ты горячий! — Муза невольно потянулась рукой ко лбу Георгия. — Температура все-таки держится! — Она нежно погладила его по щеке. — Тебе что-нибудь принести?

— Спасибо, родная, не надо ничего. Разве что сибирских пельменей, — он улыбнулся.

— Пока нельзя. Потерпи немного.

Ей хотелось сделать для Георгия что-нибудь приятное. И через несколько дней с разрешения палатного врача она взялась за приготовление пельменей. Все у нее получилось, жаль только, что не хватало черного перца. Его нигде не могли достать. Госпитальный шеф-повар сказал, что во всем Каунасе сейчас не найти перца, и посоветовал положить побольше луку.

К вечеру Муза торжественно внесла в палату любимое кушанье Георгия. Аромат сибирских пельменей заполнил комнату. Губкин благодарно смотрел на девушку…

На двенадцатые сутки он пошел на поправку. Осколок в груди пока не беспокоил, а рука в гипсе быстро заживала. Пальцы обрели подвижность. Это радовало Георгия. Капитан Парскал часто навещал его. Они подолгу разговаривали, обсуждая ход военных действий в Восточной Пруссии.

В один из солнечных дней в конце марта Губкина вызвал к себе заместитель начальника госпиталя по политической части.

— Как думаешь, зачем я мог ему понадобиться? — спросил Губкин Парскала.

— Трудно сказать…

— У меня осколок в груди сидит. Видимо, будет агитировать за нестроевую службу.

— Один, без комиссии, он не будет этим заниматься, — возразил Парскал.

Когда Губкин вошел в кабинет замполита, тот, улыбаясь, встал ему навстречу:

— Товарищ майор, читайте, — и протянул ему «Правду».

Строчки поплыли перед глазами. Указом Президиума Верховного Совета от 24 марта 1945 года звание Героя Советского Союза присваивалось генерал-полковнику Крылову, генерал-майору Городовикову, капитану Губкину, старшему лейтенанту Костину и старшему лейтенанту Зайцеву (посмертно).

— Разрешите мне сердечно поздравить вас с высокой наградой! — подполковник пожал ему руку. — Командование госпиталя по этому случаю решило устроить торжественный ужин. Кого бы вы хотели пригласить? С нашей стороны будут главный врач, главный хирург — известный вам подполковник Четверяков, парторг госпиталя и я.

— Спасибо. Вам и без того забот хватает, — растерялся Губкин.

— Что вы, что вы! — замахал руками подполковник. — Больному нашего госпиталя присвоено звание Героя Советского Союза! Это большая честь для нас.

— В таком случае, еще раз огромное спасибо за внимание и заботу. Вместе со мной на излечении находится командир минометной роты моего батальона капитан Парскал. Хотелось бы, чтобы он был приглашен. — Губкин помолчал и тихо добавил: — Ну и медсестра Собкова.

Вечером состоялся торжественный ужин. В кабинете главного врача сдвинули на середину столы, накрыли их белыми простынями. Откуда-то появились цветы. Пригласили баяниста.

Заместитель начальника госпиталя по политической части зачитал Указ Президиума Верховного Совета СССР. Баянист заиграл туш. Все зааплодировали. Главный врач госпиталя поздравил Губкина и пригласил всех к столу.

Начались тосты. Провозгласив здравицу в честь героя, начальник госпиталя подполковник Журавлев прослезился. Недавно он потерял сына: командир артиллерийского дивизиона капитан Журавлев неделю назад умер на операционном столе в другом госпитале. Потом поднялся Губкин.

— За здоровье славных тружеников в белых халатах! И в лице подполковника Четверякова — за хирургов, за ваши золотые руки, — сказал он. — Низкий поклон вам!

В этот вечер в адрес Георгия было сказано столько хороших теплых слов, что ему стало даже неловко. Он с облегчением вздохнул, когда кто-то предложил спеть песню. Все дружно подхватили:

Затем баянист заиграл вальс. Георгий и Муза медленно закружились, молча глядя в глаза друг другу. Все любовались красивой парой…

За окнами госпиталя безмятежно засыпал Каунас. Главный проспект города лежал в лучах лунного света. Воздух был голубым и прозрачным, а небо темно-синим. Георгий с Музой оказались в городском парке. Счастье переполняло их. Муза чувствовала в себе необыкновенную легкость, ей было хорошо идти рядом с Георгием, опираясь на его руку. Вот так бы и шагала с ним всю жизнь. С волнением она слушала его, не отводя влюбленных глаз с немного усталого и радостного лица Георгия.

— Дорогой мой… счастье мое! — шепотом проговорила Муза, ласково прижимаясь к нему. Георгий, охваченный ликованием, нежно поцеловал ее и подхватил на руки.

— Нет, нет, Георгий! — запротестовала она. — Пожалуйста, не надо!

— Милая моя, — сказал он, продолжая целовать ее.

— Георгий, не надо! — в ее голосе прозвучала неуверенная мольба. — Это невозможно!

— Муза, дорогая моя, — голос его зазвучал серьезно и взволнованно. — Я не могу без тебя.

Она молча и доверчиво посмотрела ему в глаза, и в ее взгляде было столько нежности и любви, что все прежние сомнения рассыпались в прах.