Лев Зильбер - Воспоминания

На первый перегон нам пригнали 50 подвод, мобилизованных в немецких селах вокруг Саратова. Лошади были превосходные, упитанные. Выехали мы из Саратова в конце февраля и по хорошему санному пути двигались быстро, останавливаясь главным образом в немецких деревнях. Меня поразил достаток, в котором жили немцы. Хорошие просторные рубленые избы с тесовыми крышами, высокие кровати с чистейшими подушками, подымающимися чуть ли не до потолка, свиное сало толщиной в несколько вершков, ситный белый хлеб с хрустящей корочкой. Упитанные коровы, громадные тупорылые свиньи, упитанные лошади, упитанные люди. А почти рядом, иногда с теми же названиями, наши российские деревушки с тесными избами, крытыми соломой, тощие лошади и коровы, остроносые, тощие, на длинных ногах свиньи. И народу в наших деревнях было гораздо меньше, чем в немецких, одни женщины, дети и старики. Когда останавливались в этих деревнях, чаще приходилось делиться своим военным пайком, чем получать что-либо у хозяев.

Сообразно полученным инструкциям, я мог использовать подводы только в течение суток и затем должен был отпускать их домой. Чтобы выполнить этот пункт приказа, необходимо было мобилизовать новые подводы в пункте прибытия. Однако это оказалось весьма трудным делом, несмотря на содействие местных властей. После первого перегона было мобилизовано всего 5 подвод и еле-еле удалось уговорить моих немцев везти нас дальше. К концу вторых суток повторилась та же картина. Лошадей не было. Райсовет смог мобилизовать всего три подводы. Что было делать? Немцы категорически отказались ехать дальше и тут же вечером начали разгружать подводы. Пришлось поставить вооруженную охрану.

Рано утром, чуть светало, я проснулся от какого-то шума. В окно увидел, что во дворе собрались все наши подводчики и о чем-то кричат. Я вышел на крыльцо. В страшном возбуждении, перебивая друг друга, они требовали, чтоб я отпустил их. Я пытался установить тишину, обещал отпустить часть подвод сегодня и всех остальных завтра. Они ничего не хотели слушать, кричали и угрожали мне. Один из них забрался на крыльцо и ударил меня в грудь.

Я схватился за кобуру, но не успел вынуть наган. Сильный удар по ногам, и я полетел в эту разъяренную толпу. Началось избиение. В этот момент раздались выстрелы, и толпа разбежалась. Оказалось, мои лекпомы вошли во двор, увидели, как меня сбили с ног, и начали стрелять в воздух. Вероятно, меня били не больше минуты, но поднялся с земли я с большим трудом. На голове оказались две небольшие раны, нанесенные чем-то, видимо, металлическим, все тело было в синяках и кровоподтеках. Но самым неприятным был разговор с комиссаром. Она обвинила во всем этом печальном происшествии меня, говорила, что я обязан был отпустить подводы, что мы могли прожить в этой деревне еще 2–3 дня, пока райсовет не мобилизует достаточное их количество. Наша задача, однако, заключалась в том, чтобы, идя впереди войсковых частей, организовывать их санитарное обслуживание. Это был основной пункт приказа, который я получил. За нами шла артиллерийская часть. Если бы мы пробыли в той деревне хотя бы один лишний день, эта часть нас перегнала! бы и приказ был бы нарушен.

Так мы с комиссаром и не договорились.

Я немедленно вызвал представителей подводчиков и предложил на выбор: или они будут арестованы и судимы за избиение командира Красной Армии, или все подводы буДут задержаны еще на одни сутки и доставят нас до следующего намеченного пункта. Они тут же согласились везти нас дальше.

Одного из лекпомов я послал вперед на своей верховой лошади, чтобы возможно скорее организовать мобилизацию подвод не только в намеченном пункте, но и в соседних деревнях и селах.

В дальнейшем работа протекала более или менее нормально, если не считать еще одного крупного столкновения с моим комиссаром, о котором я расскажу дальше.

Мы целиком выполнили поставленную нам задачу. «Санитарная разведка» сыграла определенно положительную роль. Потери войсковых частей во время всего марша были совершенно ничтожны. Все проходящие части были обслужены по всей этапной линии банно-прачечными отрядами и другими видами санитарного и медицинского обслуживания и избавлены от контакта с больными сыпным тифом и другими заболеваниями.

Вместе с тем мы могли собрать значительные материалы, характеризующие состояние здоровья населения в пунктах, которые мы обследовали. Нельзя сказать, чтобы эти материалы были утешительны. Они легли в основу моего доклада, который я послал в облздрав.

В начале марта начались оттепели. Наше продвижение резко замедлилось. Красноармейцы были в ботинках с обмотками. Уберечься от воды было невозможно, ноги у всех были мокрыми, среди нашей команды появились простудные заболевания.

Ночью лужи подмерзали, и саням и людям было гораздо легче двигаться. Все попытки договориться с комиссаром о соответствующем распоряжении были безуспешны. Тогда вечером, когда комиссар уже лег спать, я приказал двигаться вперед, оставив комиссару подводу и санитара с моей загяской, объясняющей необходимость нашего продвижения ночью. До Каменской оставалось всего два или три перехода, мы прибыли туда без нашего комиссара.

На следующий день по прибытии в станицу Каменскую я получил распоряжение немедленно сдать дела комиссару и явиться к заместителю начальника политуправления армии в Ростов.

Станица Каменская была конечным пунктом нашего этапа. Она расположена на железнодорожной линии, и дальнейшее продвижение войсковых частей совершалось уже по железной дороге. Комиссар прибыла к вечеру, я показал ей телеграмму, уклонился от всяких объяснений, сдал дела и утром выехал в Ростов.

Разговор с помощником по политчасти армии не обещал вначале ничего хорошего.

— Как же так, доктор? Вы издаете приказы, не согласованные с комиссаром, нарушаете распоряжения Советской власти о порядке мобилизации лошадей, бросаете вашего комиссара, не считая даже нужным предупредить его об этом. Придется отдать вас под суд.

Перед ним лежала длинная телеграмма, в которую он изредка заглядывал, когда говорил со мной… Было ясно, что это донесение моего комиссара.

Я подробно объяснил все обстоятельства дела. Сказал, что мне приказали обязательно идти впереди войсковых частей, показал ему этот приказ, который я захватил с собой, упомянул, что выполнение военного приказа должно быть обеспечено всеми средствами вплоть до применения оружия. Я указал также, что, если бы я согласился с комиссаром, основная задача — «санитарная разведка» — не была бы нами выполнена.

Я просидел у него более часа. Разговор окончился мирно.

— Надеюсь, вы не будете больше ссориться с нашими комиссарами, доктор?