Лев Зильбер - Воспоминания

Я поддержал его в этой уверенности.

Мне было приказано явиться за новым назначением в санитарное управление армии, которое уже находилось в Азове.

Стоклицкий встретил меня приветливо. Он имел уже подробную информацию о нашей работе, отчеты о которой я посылал ему каждую неделю. Знал и о моих недоразумениях с комиссаром.

Я был уверен, что меня в лучшем случае отправят в какой-либо полк. К моему великому удивлению, меня назначили дивизионным врачом — начальником санитарной части 2-й Донской стрелковой дивизии. Это было повышение по службе, и весьма значительное для 25-летнего молодого врача.

Начальник санитарного управления дивизии Штаб 2-й Донской стрелковой дивизии стоял в г. Азове, и мне надлежало туда отправиться на следующий день. Начальник санитарной части армии вкратце рассказал о круге моих новых обязанностей. Он, между прочим, упомянул, что начальник дивизии тов. Колчигин очень строгий командир, неуклонно соблюдающий все воинские уставы.

Прибыв в Азов, я отправился в штаб дивизии-и просил вестового доложить обо мне Колчигину. Он меня тут же принял. За столом сидел человек лет 30, с волевым лицом, очень спокойный. Я подошел к нему и сказал, что я врач такой-то и назначен начальником санитарной части дивизии. Колчигин смотрел на меня серыми холодными глазами и ничего не говорил. Я думал, что он не слышит меня, и вновь повторил, что я врач, прибывший в его распоряжение на должность начальника санитарной части дивизии. Я повторил это чуть громче, чем раньше. Опять никакого ответа, и лицо как будто бы помрачнело. Начдив был явно недоволен. Тут я вспомнил о предупреждении начсанарма — вытянулся, взял под козырек и отрапортовал по всем правилам устава: «Врач такой-то прибыл в ваше распоряжение согласно приказу начальника санитарной части армии».

Колчигин чуть улыбнулся, встал и подал мне руку, сказав: «Садитесь, доктор».

Он рассказал мне очень толково о санитарном состоянии дивизии, о неотложных нуждах, о необходимости организовать дополнительные койки в госпиталях, об усилении мероприятий по борьбе с сыпным тифом и многое другое.

Мне много раз в последующие месяцы пришлось встречаться с Колчигиным, и я был пленен ясностью его ума, умением необычайно кратко и вместе с тем точно выразить свои мысли, очень любезным, но не переходящим служебные грани отношением.

Комиссар дивизии рассказал мне, что Колчигин — бывший офицер царской армии, но что он служит в Красной Армии очень честно и работает очень активно.

— Вы посмотрите, — говорил мне комиссар, — ведь он один из немногих, уже получивших орден Красного Знамени.

А недалеко от его ордена у него на гимнастерке нашита желтая ленточка — цвет лейб-гвардии уланского полка, в котором он служил в царской армии.

Это было, конечно, удивительное сочетание, и мне очень хотелось вызвать Колчи-гина на откровенный разговор и немного разобраться в психологии этого человека.

Как-то я получил коньяк для наших госпиталей. Коньяк в 1920 году был большой редкостью. Я позвонил Колчигину и доложил, что получены два ящика коньяку для госпиталей дивизии, но что я не могу отправить этот коньяк в госпитали, прежде чем начальник дивизии не произведет дегустацию. В телефоне я услышал легкий смешок.

— Хорошо, доктор, давайте продегустируем вместе, но только по одной рюмочке.

Вечером в садике дома, где я квартировал, на окраине Азова, мы с ним попробовали этот коньяк. Сначала мы говорили о делах дивизии, а потом я перевел разговор и на политические темы.

— Знаете, доктор, — говорил Колчигин, — я не политик, и я ничего в политике не понимаю, но я русский человек, и,

конечно, мне очень дороги интересы моей страны. Большевики — они же собиратели земли русской, продолжатели великого дела Ивана Калиты. Ну что было бы с нашей страной без большевиков? Англичане оттяпали бы Кавказ, японцы — Приморье.

Вряд ли сохранились бы в неприкосновенности западные границы. Обкорнали бы нашу матушку Русь. А большевики-то всю нашу землю собирают. Вот поэтому я и с большевиками. А с политикой как-нибудь дальше разберемся.

Он говорил очень искренне и убежденно, и я нисколько не сомневался, что именно эти мотивы побуждали его так энергично сражаться в рядах Красной Армии. Эти же мотивы позже прозвучали в известном воззвании генерала Брусилова.

— Мы очень много говорим об интернационализме, — продолжал Колчигин, — и,

" конечно, наша революция имеет международное значение. Но посмотрите, как одета наша армия и под каким знаменем она сражается.

Я очень удивился этому замечанию.

— Ну как же — ведь эти шлемы, в которые мы одеваем наших красноармейцев. и эти широкие красные петлицы на шинелях — это же одежда великокняжеской рати, а красное знамя — это ведь то самое знамя, под которым русский народ — сражался при Калке. Это то знамя, под которым русский народ сверг татарское иго. Так что большевики совсем не забывают, что они являются политической партией русского народа.

Мы еще много раз встречались с Колчи-гиным, но никогда больше не говорили на политические темы.

Наконец-то в лаборатории!

Гражданская война явно приближалась к концу, Красная Армия била белых на всех фронтах. Невольно думалось о том, что же делать после демобилизации.

Колчигин сказал мне, что готовился приказ о назначении меня помощником начальника санитарного управления одной из армий Южного фронта и что он с трудом отстоял меня. Однако врачебно-администра-тивная карьера, столь успешно начатая, меня никак не привлекала.

Совсем рядом был Ростов — большой университетский город. Кафедру микробиологии возглавлял известный профессор В. А. Барыкин. Но как попасть в Ростов, как попасть к Барыкину?

Помощь пришла совершенно неожиданно. Осенью был издан приказ по Красной Армии об обязательном использовании врачей по специальности.

Я срочно затребовал из Москвы диплом об окончании бактериологических курсов Блументаля, которые я прошел, еще будучи студентом, и с этим дипломом явился к Стоклицкому.

После длительной беседы я умолил его-перевести меня в Ростов, в лабораторию санчасти фронта на скромную должность лаборанта. Я терял приличную заработную плату, вестового, свою верховую лошадь (эта потеря была самой чувствительной), но зато — работа в лаборатории! Я был счастлив.

Лабораторией санчасти фронта заведовал д-р П. А. Винокуров, гигиенист, высокоэрудированный специалист и прекрасный человек. Мы довольно быстро стали друзьями, несмотря на значительную разницу лет, и эта дружба продолжалась долгое время.

Мне были поручены бактериологические анализы, и я бы совершенно потонул в них, если бы не хорошие помощники. Мы поизо-бретали много всяких приспособлений, позволявших отчасти автоматизировать мытье лабораторной посуды, приготовление питательных сред и пр. В результате освободилось некоторое время для научной работы. Это была уже третья попытка Первый раз — в Петербургском университете в лаборатории профессора А. С. Догеля — помешала война и перевод в другой университет. Второй раз на чердаке дома, где я жил и в Москве, — помешали кошки, которые съели моих подопытных кроликов. Что же помешает теперь?