Лев Зильбер - Воспоминания

Были больные и среди населения Гадруте, не связанные с больницей.

Первейшая задача состояла в том, чтобы изолировать всех больных, затем — всех имевших контакт с ними (первичный контакт), а также имевших контакт с этими последними (вторичный контакт).

К этой работе мы немедленно и приступили. Были посланы врачи в другие селения, чтобы выяснить обстановку и принять нужные меры.

Один больной умер в день нашего прибытия, и я просил профессора Широкогорова вскрыть его. Когда он и его сотрудники приготовили все необходимое для вскрытия, выяснилось, что они забыли взять с собой резиновые перчатки. У меня их тоже было немного (тогда это была вещь дефицитная), я отдал эти перчатки им, оставив себе только одну пару. Просил прислать мне материал (кусочки легких и лимфатических узлов) для бактериологического исследования немедленно после вскрытия.

Материал был прислан через несколько часов. К этому времени мы уже распаковали все бактериологическое оборудование, и можно было начать исследование. Хорошо, что я оставил себе пару резиновых перчаток. Стеклянные чашки с крышками, в которых были помещены кусочки легкого, завернули в бумагу, и вся она оказалась испачканной чумной кровью. Не очень-то было бы приятно развертывать эти чашки голыми руками!

В сделанных мазках из ткани легких обнаруживалось большое количество бактерий, точно соответствующих описанию и фотографиям чумной бациллы, — небольшие палочки как бы со щелью в средней части.

Но микроскопического исследования недостаточно. Ведь существуют и другие бактерии, очень похожие по внешнему виду на чумную.

Необходимо было из присланного материала выделить чумную культуру. Для этого нужно было сделать посевы на питательные среды и заразить морских свинок. Без помощника сделать это невозможно. Я позвал своего сотрудника, молодого бактериолога, всего год работавшего в институте. Но как быть с перчатками? Ведь их только одна пара. Конечно, я их отдам помощнику. Но стоит ли рисковать из-за выделения культуры?

А вдруг больше не будет больных, и тогда мы вернемся в Баку без культуры! Но это позор для бактериолога — вернуться с чумной вспышки без культуры. Много лет назад В. А. Барыкин, изучая чумные вспышки на востоке нашей страны, высказал весьма обоснованно предположение о том, что степные грызуны-тарбаганы болеют чумой и являются важным фактором в ее распространении. Однако он не выделил из них чумной культуры, и ему не поверили. Позже это сделал Д. К. Заболотный, и все лавры достались ему.

Нет, культуру необходимо было выделить. Я отдал перчатки помощнику, поставил рядом с собою таз с раствором сулемы (она убивает бактерии, в том числе и чумные), и мы заразили свинок. Во время этой работы я несколько раз опускал голые руки в этот сулемовый раствор.

Свинки заболели в положенное время. Культура была выделена как из посевов легких, так и из свинок. Диагноз не вызывал сомнений: чума!

Последующие дни прошли в напряженной работе. Прежде всего, необходимо было выявить всех больных. Это можно было сделать только поголовным осмотром всех жителей в их жилищах, так как больных скрывали. Но население в большинстве не говорило по-русски, и для этой работы пришлось привлечь местный партийный и комсомольский актив, предварительно проверив каждого, не было ли контакта с больными. Для чумного барака отвели специальное здание. Все больные, еще находившиеся в больнице, были оттуда вывезены и изолированы. Здание больницы тщательно продезинфицировали. Были изолированы также все родственники чумных больных и лица, бывшие с ними в контакте. Все эти и другие мероприятия удалось провести в Гадруте очень быстро и организованно. Хуже обстояло дело в трех других селениях. У меня не было ни одного врача, которому можно было бы поручить проведение нужных мероприятий с уверенностью, что все будет сделано должным образом. Я дал телеграмму наркому здравоохранения с просьбой выслать опытных чумологов. Вскоре приехали профессор Сукнев из Саратова и доктор Тинкер из Ростова — крупные специалисты, которые оказали существенную помощь в ликвидации чумы в селениях около Гадрута.

Елена Ивановна и Вера Николаевна приехали вслед за нами и целиком обеспечили бактериологическую работу. Прошло четыре дня. Весь наш отряд собрался вечером, чтобы подвести итоги дня и уточнить план на завтра, как мы это делали ежедневно. Мы собирались в большой комнате школы, где, по-видимому, происходили занятия военного кружка — на стене были развешаны части винтовок и револьверов, схемы, мишени, противогазы и прочее.

Вдруг раздался резкий стук в дверь, и, не ожидая ответа, в комнату вошел молодой военный врач. Он огляделся и неверным шагом, шатаясь, направился к столу, за которым я сидел. Его лицо было темное, в глазах — страдание. Он подошел к столу и оперся о него рукой.

— Я Марголин, я заболел чумой, — еле слышно сказал он, и тут же его вырвало, и он упал. Рвота ударилась о стол и обрызгала меня и окружающих. Я быстро сорвал со стены противогаз, надел его и наклонился над лежащим на полу Марголиным. Он был без сознания, потемневшее лицо, запавшие глаза, очень частый пульс, хриплое, частое дыхание.

Санитары положили его на носилки, я закрыл ему лицо марлей, и его понесли в чумной барак.

Доктору Марголину я позвонил, как только мы прибыли в Гадрут. Воинская часть, где он служил, стояла неподалеку. Он сказал мне, что чувствует себя хорошо, и рассказал о болезни доктора Худякова и других. По-видимому, первый заболевший юноша забил чумного грызуна и заболел бубонной формой, которая осложнилась воспалением легких, что часто случается зимой. Доктор Худяков поставил диагноз крупозного воспаления легких и положил его в общую палату. Эта ошибка стоила жизни ему и другим.

Я просил Марголина самоизолироваться, никуда не выходить из комнаты и дважды в день измерять температуру. В случае повышения сразу сообщить мне. Три дня он не давал о себе знать и вот теперь уже больным пришел к нам.

Я немедленно позвонил командиру части. Просил провести дезинфекцию в комнате Марголина, запереть ее, изолировать всех, с кем он соприкасался последние дни, и взять их под медицинское наблюдение.

Командир сказал мне, что Марголин последние дни не выходил из своей комнаты, никого не пускал к себе и переговаривался через дверь.

Командир сообщил мне также, что Марголин, уходя из части, оставил письмо секретарю партийной организации. На следующий день он прислал мне это письмо. Вот его текст:

Дорогие товарищи!

Кажется, начинается. Температура 39,5. Ухожу отсюда, чтобы не заразить окружающих. Иду умирать спокойно, так как знаю, что другого исхода не бывает. Оставайтесь бодрыми и здоровыми строителями социалистического общества. Прощайте.