Лев Зильбер - Воспоминания

Лев Марголин.

История изучения инфекционных заболеваний в России знает много случаев геройского поведения врачей. Г. Н. Минх, О. О. Мочутковский и И. И. Мечников прививали себе возвратный тиф, чтобы изучить это заболевание. Е. И. Марциновский привил себе пендинскую язву. Доктор Деминский, заразившись чумой от подопытного суслика, телеграфировал начальнику экспедиции: «Я заразился от сусликов легочной чумой. Приезжайте, возьмите добытые культуры, записи все в порядке. Остальное расскажет лаборатория. Труп мой вскройте, как случай экспериментального заражения человека от суслика».

Но это были зрелые люди, уже знавшие жизнь. Марголину же только исполнилось двадцать четыре года. Сколько нужно было ему мужества и силы воли, чтобы с высокой температурой, убегающим сознанием, зная о близкой смерти, пройти эти мучительные три километра до больницы, чтобы не заразить товарищей.

Марголину было влито максимальное количество противочумной сыворотки, медперсонал дежурил у его кровати круглосуточно, делалось все возможное, чтобы спасти его.

Через сорок часов он умер. Умирал он тяжело. Когда возвращалось сознание, задыхаясь, он кричал «мама». Но кто же легко умирает в двадцать четыре года!

При легочной чуме обычно вымирают семьями. Происходит это потому, что первый заболевший изолируется не сразу и успевает заразить всю семью.

Подобная картина наблюдалась и в Гадруте, и только в редких случаях оставались здоровыми дети, вероятно, потому, что большую часть времени проводили вне дома.

У всех заболевших была типичная легочная чума, и все они погибли. Но врачи, работавшие в чумном бараке, обнаружили у некоторых больных, наряду с типичной легочной чумой, также воспаление подчелюстных лимфатических узлов. Микроскопическое исследование показало наличие в этих бубонах массы чумных бацилл. Подобные случаи раньше не описывались. Можно было предполагать, что больной был укушен чумной блохой в щеку или шею — в этом случае могли бы образоваться подчелюстные бубоны. Но трудно было допустить, что блохи в Гадруте кусали только в щеки.

Мы регистрировали эти факты, но объяснить их не могли. Да за массой организационной работы не было времени и думать об этом.

Как-то поздно вечером ко мне на квартиру зашел уполномоченный НКВД. Я жил в небольшой комнатке недалеко от школы.

— У меня к вам серьезный разговор, профессор, — сказал он, садясь по моему приглашению на единственный стул. — Дело в следующем. У нас получены весьма достоверные сведения, что здесь орудуют диверсанты, переброшенные из-за рубежа. Они вскрывают чумные трупы, вырезают сердце и печень и этими кусочками распространяют заразу. Эти сведения совершенно точны, — сказал он еще раз, заметив недоверие на моем лице.

— Вы знаете, товарищ, — отвечал я, — чумной микроб очень легко выращивается на питательных средах. За несколько дней можно получить в лаборатории такое громадное количество этих микробов, что их хватило бы для заражения сотен тысяч людей. Зачем же диверсантам вырезать органы из трупов? Вероятно, те, кто послал их, могли бы иметь чумные культуры.

— Не стоит обсуждать эти вопросы, необходимо убедиться, целы ли уже захороненные трупы. Можете вы немедленно организовать вскрытие могил и осмотр всех захоронений? Придется делать это тайно, ночью, потому что население будет считать это осквернением могил и могут начаться волнения.

Я отвечал, что через час все будет приготовлено, кроме лопат и лома, которых у меня нет.

Мы условились, что через час он подойдет к зданию школы вместе с пятью вооруженными красноармейцами (для охраны, как он сказал, на всякий случай) с лопатами и прочим.

Все это казалось мне какой-то фантастикой. Ведь диверсанты, которые вскрывали трупы и вырезали сердце и печень, неминуемо должны были сами заразиться чумой, если только они не были бактериологами или врачами, знающими, как предохранить себя от заражения. Откуда они могли знать, что здесь будет чума? Если они сами внесли ее, то это могло быть сделано чумной культурой. Значит, они ее имели, и тогда им незачем было, рискуя жизнью, вскрывать трупы. Нет, тут что-то не так! Все эти мысли проносились в голове, пока мы готовили наш небольшой отряд.

Уполномоченный НКВД был единственный представитель центральных органов власти Азербайджана, который находился непосредственно в чумном очаге (уполномоченные Наркомздрава и АзЦИКа остались на железнодорожной станции и без конца беспокоили нас требованиями о представлении всяких сводок). Мне неоднократно приходилось обращаться к нему за помощью по многим делам, связанным с развертыванием противочумной работы, и он всегда весьма оперативно помогал нам. Он производил впечатление умного и серьезного человека. Неужели он верил в эту казавшуюся мне совершенно фантастической историю?

На кладбище было тихо и темно. Фонарь «летучая мышь», который мы взяли с собой, тускло освещал небольшое пространство. Мы заслонили его со стороны селения, чтобы оттуда не был виден огонь на кладбище. Земля еще чуть замерзла, и лом не понадобился. Захоронение было совсем неглубокое, и вскоре показалась крышка гроба. В это время луна вышла из-за туч, и стало совсем светло. В гробу лежала средних лет женщина. Сбоку и в ногах были полусгнившие фрукты и еще какая-то пища.

Женщина была одета в кофту и юбку, и не было никаких признаков, что кто-либо нарушил покой этого захоронения.

— Как будто все благополучно, — обратился я к уполномоченному.

— Нужно расстегнуть кофту, посмотреть грудь и живот, — ответил он очень сухо и как-то отрывисто.

Расстегнули кофту, разрезали юбку, рубашку. Худое тело, уже тронутое тлением, было цело. От нестерпимого трупного запаха тошнило.

Я отошел в сторону, чтобы подышать свежим воздухом. Луна освещала странную картину. Какие-то существа в резиновых сапогах и перчатках, в белых халатах, в очках, плотно закрывавших глазницы, в марлевых повязках, закрывающих рот и нос, наклонившись над могилой, спускали в нее крышку гроба. В переливчатом лунном свете все это казалось какой-то дикой фантасмагорией.

При вскрытии следующего захоронения наблюдалась та же картина. Труп был целый.

Приступили к третьему захоронению. Луна в это время опять скрылась, и мы вновь пустили в ход нашу «летучую мышь». Как только подняли крышку гроба, у всех вырвался возглас изумления. Голова трупа была отделена от туловища и лежала с наклоном набок. Одежда разрезана. Грудь вскрыта, сердца не было. Живот тоже был вскрыт, и печени мы не нашли. Нижняя губа у отрезанной головы была как-то странно опущена. Это было какое-то подобие улыбки на этом покрытом синими, почти черными пятнами, с рыжей бородкой лице. Голова точно смеялась над всеми нами.