Лев Зильбер - Воспоминания

В городе было много мух и… ящериц. Из окна моей квартиры была видна стена соседнего дома. Когда она освещалась солнцем, на ней появлялись ящерицы. Они медленно ползали, иногда чуть подрагивая хвостами, и я тщетно пытался уловить какую-либо закономерность в их ленивых передвижениях.

Женщины ходили с открытыми лицами. Впрочем, даже студентки медфака так обильно пудрились, что стол, покрытый зеленым сукном, за которым я их экзаменовал, после экзамена становился серым.

Почти одновременно со мной в Бакинский мединститут на кафедру тропической медицины был приглашен профессор Петр Петрович Попов. Ему тоже дали хорошую квартиру, этажом ниже. К этому времени у меня была домработница, прекрасная повариха, бывшая до революции экономкой в одном из богатых домов Баку. Я предложил П. П. вместе обедать. Это были чудесные обеды. П. П. оказался очень интересным человеком. Большой эрудит во всех естественных науках, он много интересного рассказывал о самых разнообразных животных и еще более интересное о своей жизни. Попав в плен к немцам в первую мировую войну, он служил затем врачом на океанском лайнере и изъездил весь мир. Было о чем рассказать. Мы сидели за столом часами, и я с глубочайшим вниманием слушал его неторопливое повествование, полное интереснейших эпизодов, ярких образов, неожиданных сравнений.

Так сложилась моя жизнь в Баку, когда ночью разбудил меня телефонный звонок наркома.

— У нас несчастье, Лев Александрович, в Гадруте чума. Вот телеграмма. Телеграфирует военный врач Марголин. Подозрительные заболевания в других пунктах. Положение серьезное. Нужно немедленно выезжать. В шесть часов утра отправится специальный состав. Вам надо успеть к этому времени организовать бактериологический отряд. Вызовите срочно нужных сотрудников и соберите оборудование. С вами поедет профессор Широкогоров. Он патологоанатом, поможет установить точный диагноз. Все, что нужно, вам будет немедленно предоставлено. — Он вдруг замолчал и задумался.

— Но, возможно, это и не чума. Не может быть, чтобы на нашей замечательной земле завелась такая гадость!

— Вот что еще, — прибавил он, — во всех донесениях пишите «руда» вместо «чума». Не надо, чтоб об этом знали.

К шести часам утра нужно было собраться и уехать. Я был в отчаянии. Дело в том, что с поездом из Москвы в девять часов должна была приехать врач-бактериолог Вера Николаевна, которую я надеялся переманить на работу в Баку и которая согласилась приехать посмотреть наш институт после многомесячных моих просьб. Я очень ждал ее, и букет цветов уже был приготовлен для ее встречи. Конечно, об этом теперь не могло быть и речи. До отъезда оставалось три с половиной часа. Вернувшись в институт, я тут же послал за сотрудниками. К счастью, у меня как директора института было два парных выезда — в одном кони были серые в яблоках, в другом— вороные. Зеленая сетка от концов оглоблей до экипажа защищала седоков от грязи из-под копыт.

Сотрудники быстро собрались, и началась упаковка. Трудный разговор предстоял с Еленой Ивановной.

— Елена Ивановна, очень большая к вам просьба. Вы, конечно, знаете Веру Николаевну. Так вот, она приезжает сегодня в Баку. Встретьте ее, объясните ей ситуацию. Передайте ей это письмецо, где я прошу ее приехать в Гадрут. Она хороший бактериолог и может быть нам полезна. Если она согласится, сразу же выезжайте вместе с ней. Можно вас просить обо всем этом?

— Ах, Лев Александрович, поистине жизнь непроходимо сложна! Я думала ехать с вами. Но если вам это нужно, я останусь и встречу Веру Николаевну. — Слово «вам» было подчеркнуто и голосом и выражением лица.

Чума в то время была уже хорошо изучена. Были известны и свойства возбудителя и пути его распространения. Но эффективного лечения не существовало, и все больные легочной чумой погибали так же, как и в средние века, когда чумные эпидемии охватывали целые страны и уносили сотни тысяч жертв. Легочная чума — это воспаление легких, вызванное чумным микробом. При дыхании больного чумные микробы выносятся наружу током воздуха и заражают все окружающее — и людей и предметы.

Последняя крупная вспышка легочной чумы была в Маньчжурии в 1910 году, когда погибло 55 тысяч человек. Ликвидацией этой вспышки руководил наш знаменитый эпидемиолог Д. К. Заболотный. Я часто встречался с ним при своих поездках в Ленинград и на различных совещаниях. Он очень дружески относился ко мне и подарил два больших тома — отчет о маньчжурской чуме. Я советовался с ним, ехать ли мне в Баку. Он сказал:

— Все у вас там будет, резонанса не будет. А без резонанса трудно работать. Никто не станет возражать, спорить. — Он улыбнулся. — А ведь поспорить-то вы любите.

Не раз я потом вспоминал его слова.

Бубонная чума проявляется главным образом воспалением лимфатических узлов. Умирает сорок — пятьдесят процентов заболевших. Она гораздо менее контагиозна, чем легочная. Очень заразен гной, который образуется в пораженных узлах. Обе формы чумы могут переноситься блохами. При бубонной чуме поражаются и внутренние органы и иногда легкие, и тогда больной становится так же опасен, как и больной легочной чумой. Существуют и другие формы чумы.

Все это было мне прекрасно известно. Но никакого практического опыта борьбы с чумой у меня не было, и я никогда в жизни не выделял чумных культур.

Том большого немецкого исследования о чуме и два тома Д. К. Заболотного были положены в чемодан. Всю дорогу я штудировал эти книги, они очень помогли мне в последующей работе.

Гадрут стоит в стороне от железной дороги, и нам пришлось ехать на лошадях. Была зима, январь, но без снега, и только окрестные горы высились в снеговых шапках. Перед въездом в Гадрут развевался черный флаг. Улицы селения были пусты.

Мы разместились в школе, где занятия были прекращены. Немедленно установили связь с местными властями и оставшимся в живых персоналом больницы. Выяснилось следующее. Первым заболел юноша лет семнадцати. Думали, что это — воспаление легких. За несколько дней до болезни он застрелил какого-то грызуна и снял с него шкурку. Юношу положили в общую палату в гадрутскую больницу. Вскоре заболели больные, лежащие на соседних койках, затем фельдшер и санитар, а несколько дней спустя и главный врач больницы доктор М. Н. Худяков; он давно уже работал в Гадруте и пользовался там всеобщей любовью и уважением. У всех больных диагностировалось воспаление легких, но отмечалось, что мокрота была кровянистой, что почти всегда бывает при легочной чуме и очень редко при обычном воспалении легких. Но о чуме никто и не думал.

Когда заболел доктор Худяков, к нему позвали военного врача Марголина из стоявшей неподалеку от Гадрута воинской части. Молодой врач, работавший всего только три или четыре года, он, однако, распознал, что Худяков болен чумой, и дал об этом телеграмму в Баку.