Мари Дарьессек - Быть здесь – уже чудо. Жизнь Паулы Модерзон-Беккер [litres]

Хётгер же работает над «лежащей обнаженной, потрясающей, просто монументальной». В мастерской друга Паула смотрит на свое будущее надгробие. От смерти ее отделяет одна весна и два лета.

Она работает. Натюрморты, автопортреты, много обнаженной натуры. За 1906 год она написала больше восьмидесяти картин. По картине каждые четыре-пять дней. Лихорадочно. Она живет в окружении собственных картин, просыпается по ночам, чтобы посмотреть на них при свете луны, и возвращается к работе с первыми лучами солнца. Она старается сбавить темп. Тратить на каждую больше времени. Но мешкать над холстом опасно: есть «риск всё испортить».

В конце марта Рильке возвращается из путешествия с Роденом (он всё еще работает у него секретарем). Вместе с толпой зевак они с Паулой наблюдают за торжественным открытием «Мыслителя» перед Пантеоном. Но уже 10 мая Роден увольняет Рильке из-за недоразумения, обозвав его мелким воришкой. Изгнанный из Мёдона, уязвленный, без денег, поэт по привычке бежит в 29-й дом по улице Кассет.

У Рильке снова есть время, и он позирует Пауле. Вот они: друг перед другом, смотрят друг на друга, то говорят, то молчат, и щедро даруют друг другу эту картину – как дарят дружбу. Этот портрет – след тех часов, что они провели вместе. Рильке рыжий, белый, черный и зеленый. Он кажется очень молодым. У него борода фараона, усы гунна, жесткий стоячий воротничок, широкий лоб, круги под широко раскрытыми глазами с фиолетовым белком, брови подняты, рот открыт. Он напоминает обезумевших профессоров из «Адели Блан-Сек» [35] Французский комикс, посвященный приключениям романистки Адель. (а шляпки Паулы – шляпки Адель). Толстые губы, крупный нос, борода прямоугольником, глаза сидят глубоко. Его лицо будто что-то тянет вправо. Рильке смотрит вдаль, вглубь, кажется потрясенным тем, что всю оставшуюся жизнь будет заставлять писать его, не умевшего жить.

Паула видит то, что ускользает от других. Ровно через двадцать лет, 30 апреля 1926 года, художник Леонид Пастернак напишет Рильке: «Один портрет я видел в журнале на днях, в Querschnitt , не помню имени автора, – некоторое сходство там имеется с Вами, кажется; но зато в другом – кисти довольно известной (и талантливой, думается) художницы Паулы Модерзон – ничего я не мог найти, что Вас бы мне напомнило хоть отдаленно!.. Возможна ли такая перемена? – Конечно, это недоразумение или ошибка в названии, может быть… Но оставим это» [36] Цит. по: Райнер Мария Рильке. Борис Пастернак. Марина Цветаева. Письма 1926 года. М.: Книга, 1990. С. 68. .

Этой весной Паула и Рильке проводят вместе каждое воскресенье. Они ездят в Фонтенбло и Шантийи. Иногда к ним присоединяется Эллен Кей, шведская феминистка и подруга Рильке, намного старше них. Субботними вечерами они ужинают вдвоем у Жувана, на пересечении бульвара Монпарнас и улицы Леопольда Робера. Современник так описывает это бистро: «Столы там стояли так близко, что ни о чем нельзя было поговорить тайно ‹…›. Звучало множество языков ‹…›. Сколько художниц! Что за картины они писали? Они носили длинные юбки, тогда были в моде зауженные книзу, и невозможные шляпы, украшенные цветами и фруктами» [37] Адриан Бови, «Рамю глазами друзей», воспоминания о 1906 годе. ( Bovy, Adrien. Ramuz vu par ses amis. L’Âge d’homme, 1988.) . Паула охотно ест спаржу, а Рильке – дыню.

Тринадцатого мая, возвращаясь с прогулки по Сен-Клу, Паула замечает, что пропала ее сумка. Рильке делает всё, что может, носится, лезет из кожи вон: «Я ездил на нашу отмель в Сен-Клу, в голубой павильон, в котором мы пили чай, тот, что возле поста полицейского и причала речного трамвая. И там и там я оставил подробное описание сумки и ее содержимого, а также Ваш адрес. Они напишут Вам, если ее найдут, но не слишком рассчитывайте на это. Мне сказали, что, если бы кто-то ее нашел, ее бы уже вернули. Но воры к этому не склонны. Мне очень жаль, что воспоминания об этом дне, который мы провели вместе, теперь пропитаны горечью утраты. И мне особенно жаль, что в этой сумке было кое-что невосполнимое, но, увы, этого уже не исправить».

Впереди другие утраты. Мир стремительно несется к тому, чтобы кануть в траншеи Вердена. А Пауле остается жить пятьсот дней.

В начале июня Отто без предупреждения появляется в Париже, чтобы убедить ее вернуться. Герма оказывается свидетельницей очень тяжелой недели. Возможно, из-за этого портрет Рильке остался неоконченным: внезапное появление мужа, вероятно, заставило поэта исчезнуть. Паула не допишет его сверхъестественные черные глаза. Впрочем, мне нравится видеть в них нарочно созданные провалы: живой взгляд Рильке и просветы для его призрака.

Паула не возвращается. Лето 1906 года выдалось жарким. Ее мастерскую заполоняют блохи, и она не видит неба, потому что окно в крыше из толстого желтого стекла. Она думает, где провести это лето. Как его пережить. Что противопоставить этой раскаленной пустыне, как прожить еще минуту? Она еще не знает, что жизнь ее будет короткой, но в тот момент она вдобавок невыносима. Паула мечтает о свежем воздухе и о деревне. «Надеюсь, еще наступит лето, когда я смогу работать на пленэре».

Ей в жизни не было так жарко, как 3 августа. У нее кружится голова, и она пишет Рильке, что, если он нашел какое-нибудь приятное местечко для отпуска, пусть скажет ей, и она приедет. В конце подписи – знак вопроса: «Ваша Паула –?»

Рильке отвечает, что он с Кларой и Рут недалеко от Вёрне, на бельгийском побережье. Но не говорит, в какой деревне. «Это совсем не то море, к которому Вы хотите». Кроме того, там почти так же дорого, как в Остенде. Куда лучше бы подошли Морле или Сен-Поль-де-Леон; Рильке посылает ей список железнодорожных станций, советует купить на вокзале Монпарнас официальный путеводитель 1906 года «Нормандия: морские пляжи и экскурсии» за пятьдесят сантимов. Остановиться в Сен-Жан-дю-Дуа. Не обходить вниманием мыс Примель. Посетить фонтан эпохи Возрождения и церковь XV века и прогуляться по тенистой тропинке к пляжу.

Странное, неуместное письмо, написанное в Бельгии, но расхваливающее Бретань. «Мы все передаем Вам привет и желаем Вам приятного путешествия. Самый удобный поезд на Роскоф уходит в 20:24».

Паула не едет. Посреди жары такой холод. Тишина.

Год спустя Рильке пишет ей письмо с извинениями. «Сейчас я могу Вам сказать, что всё это время мне казалось ошибкой не пригласить Вас, когда меня нагнало в Бельгии Ваше короткое письмо. Я был поглощен семейным путешествием с Кларой и Рут, да и Остдёйнкерке не произвело на меня большого впечатления. Только потом я осознал, как несправедлив к Вам был мой ответ, какое невнимание я позволил себе в тот миг нашей дружбы, когда не имел на то права. ‹…› Тем сильнее меня огорчает, что сейчас я не могу увидеть Вас».