Мари Дарьессек - Быть здесь – уже чудо. Жизнь Паулы Модерзон-Беккер [litres]

И все же Минна Эрмина Паула появилась на свет. Двадцатитрехлетняя Матильда кормит свою крошку колибри в постели, дождь стучит в окна, масляная лампа потрескивает в тазу с водой. Крупная старая повитуха хочет согреть себе кофе, пытается разжечь горелку, но наливает слишком много спирта и всё загорается: мать Паулы описывает ее точно ведьму, объятую пламенем, она кашляет, клянет Иисуса и не находит ничего лучше, чем сбросить горящие тряпки на кровать, и тушить пожар приходится молодой роженице. Матильде понадобилось полгода, чтобы оправиться от этих эпических родов: у нее был жар, грудница, плохо шло молоко. Но что за важность, если ее крошка колибри сегодня празднует тридцатилетие?

Тридцать лет. Как Нора из «Кукольного домика», Паула бросает всё: и дом, и мужа ради чего-то иного, ради неизвестности.

Дневник, 24 февраля 1906 года: «Я ушла от Отто Модерзона и стою между старой и новой жизнью. Я спрашиваю себя: а какой она будет, эта новая жизнь. ‹…› Случится то, что должно случиться».

Вот уже несколько дней она перевозит необходимые вещи в свою мастерскую у Брюнйесов. Она посвящает Рильке в эту тайну. Не сможет ли он раздобыть для нее кушетку попроще, мольберт, стол и стул? Не слишком уродливые. Паула вернется на улицу Кассет. Она не знает, как подписаться:

«Я больше не Модерзон, но я и не Паула Беккер.

Я – это я

и надеюсь всё больше и больше становиться собой».

В то же время Герма пишет их матери, как она рада, что свой день рождения Паула в кои-то веки провела со славным Отто , оставив (и к лучшему!) парижского кавалера.

Как всегда церемонный и как нередко – щедрый, Рильке отдает себя в распоряжение Паулы. «Я благодарю Вас за то, что Вы взяли меня в свою новую жизнь. ‹…› Знайте, что я радуюсь за Вас и с Вами. Ваш слуга, Райнер Мария Рильке». Он ищет деньги, чтобы ей помочь. Одалживает ей сто франков. Рассказывает о ней банкиру и меценату Карлу фон дер Хейдту: «Я чрезвычайно удивился, когда обнаружил, что супруга Модерзона находится на пике собственного развития: она схватывает и без прикрас (хоть и не без «ворпсведскости») пишет то, что никто, кроме нее, не смог бы увидеть и изобразить». И он покупает ее картину, на которой изображен маленький ребенок с щеками-каплями. Это первая за всю ее жизнь картина, которую Паула продала.

Паула съезжает с улицы Кассет (слишком дорого) и находит мастерскую в доме 14 на проспекте Мэн. Несмотря на то, что Монпарнас весь перестроили, этот дом всё еще существует. Рильке не смог помочь ей с мебелью; да и вообще уже уехал из Парижа, поддавшись одному из привычных ему порывов. К счастью, в городе был один из болгар. Он смастерил для Паулы стол и полки, которые она обила цветными тканями. Герма рассказывает матери обо всем этом с деланной веселостью. Пауле же кажется, что Герма какая-то подавленная.

В первом письме к Отто, холодном и печальном, Паула говорит о другом. Немного – о болгарах, чтобы обозначить, что их нет рядом. И лишь потом, под лавиной его безутешных и настойчивых писем, она пытается убедить его, что их расставание неизбежно.

Не мог бы он сходить в ее мастерскую и прислать ей шесть ее лучших обнаженных портретов, чтобы она могла записаться на курс в Высшую школу изящных искусств? Рисунки хранятся в большой красной папке, висящей на двери. Их нужно завернуть, положить в тубус и отправить на ее новый адрес с пометкой «не представляет коммерческой ценности», чтобы не платить таможенных пошлин. И еще, чтобы записаться, ей будут нужны документы – похоже, она случайно оставила их в мастерской. Если там нет – сгодится и свидетельство о браке. Ах да, еще на полке осталась книга по анатомии. И у нее закончились деньги. Он по-прежнему готов их ей выслать? Спасибо. В Париже все деревья – в почках. Спасибо Элсбет за милую вышивку. Сердечный привет.

В безнадежных попытках вернуть Паулу Отто цитирует ей свои старые любовные письма. Рассказывает ей об их саде, в который пришла весна. Там распустились желтые цветы.

«Дорогой Отто. О, как я люблю тебя! ‹…› Но я не могу сейчас вернуться домой. Не могу . И видеться где-то еще я тоже не хочу. И я не хочу от тебя детей; не сейчас ».

Она приняла решение. Так нужно. Он страдает, она тоже страдает, но нужно жить и работать. Она снова рассказывает ему про Париж. И про Бретань: бесконечное море всего в десяти часах на поезде, там яблоневые сады, солнце, радость и розы, Мон-Сен-Мишель и омлет у матушки Пулар [34] «Матушка» – почетное звание, которое в XVIII–XX веках получали француженки, славившиеся кулинарным мастерством. Анна Пулар – бессменная хозяйка знаменитой гостиницы на острове Мон-Сен-Мишель, получившая известность благодаря омлету, приготовленному по особому рецепту. . Из Ротенёфа она посылает ему открытку с вытесанными из скал фигурами, которые сегодня назвали бы ар-брют. Она благодарит его за то, что он оплатил это путешествие, и за двести марок, присланные в предыдущем месяце, – они пошли на аренду и расходы, связанные с переездом. Если он хочет ей помогать, пусть впредь без напоминаний высылает по сто двадцать марок пятнадцатого числа каждого месяца.

Отто забрал из мастерской Паулы все натюрморты. Он живет среди них. Он ищет в них вдохновение, старается уловить их жизнь, блеск, дыхание. Но, по словам матери Паулы, которая всё еще живет с несчастным, ему не удается нащупать ничего, кроме «каких-то математических доказательств».

Когда Фогелеры пожелали купить картину Паулы, им пришлось проявить настойчивость, чтобы убедить Отто с ней расстаться. Фрау Брокхаус, подруга, посетившая мастерскую у Брюнйесов, тоже купила натюрморт; так Паула смогла вернуть долг Рильке, поручив Отто переслать ему деньги. Таким образом, вместе с ребенком, которого купил Рильке, при жизни она продала три картины.

Отто же с начала года продал пять картин. Паула просит сестру Герму написать ему и попросить денег… А у другой сестры, Милли, она просит шестьдесят франков, чтобы заплатить моделям.

Деньги, спешка: нерв ее одиночества, тупик независимости.

«Я становлюсь кем-то». Эта мантра всё звучит в письмах Паулы. Не Модерзон, не Беккер – кто-то.

Бернгард Хётгер подбадривает ее. Хётгер – немецкий скульптор, которого она встретила в Париже. Он изумлен, даже ошеломлен ее талантом. Паула знакомится и с его женой. Будто повторяется ее знакомство с Модерзоном: восхищение, потребность в одобрении, только его мнение важно, вы верите в меня, а я-то была такой одинокой, я плачу от радости, вы распахнули дверь моей темницы… Но Хётгер любит свою жену. Паула пишет несколько ее портретов: красивая прямоугольная голова, квадратный вырез, коса окаймляет лоб; в ней чувствуется прямота и сила, «сама серьезность, так и просится на холст». Пальцы сложены тюльпанами.