Ольга Валькова - Жизнь и удивительные приключения астронома Субботиной

Наконец, попал под арест и расследование, правда, по-видимому, за уголовное, а не политическое преступление, как сказали бы сегодня — за нецелевое использование средств ее младший брат Олег Михайлович Субботин. Информации об этом деле удалось найти очень немного. Обвинение, скорее всего, стало результатом борьбы среди руководства Туркменского ботанического института, в котором в этот период работал О. М. Субботин. 21 августа 1936 г. он писал Б. А. Федченко: «Мои дела без перемен — здоровье все еще не совсем восстановилось (11-й месяц хронический колит) служебные дела неопределенны — постоянной работы еще не имею, а судебное дело все еще не разрешилось; получил 26/VI обвин[ительное] заключение и ждал в течение 5 дней назначения с[удебного] заседания, но все судьи разъехались кто в отпуск кто в командировку и только теперь возвращаются, так что со дня на день жду повестки». Ситуация была накалена до предела: «В Бот[аническом] институте по прежнему бедлам. О. А. Энтен перессорилась со всеми сотрудниками и теперь держится только Кулешовым, поэтому во всем его расхваливает. Вижу ее редко т[ак] к[ак] Кулешов „запретил сотрудникам Б[отанического] сада бывать или иметь „деловые“ разговоры с Березиным и Субботиным“!» [1352] Субботин О. М. Письмо Б. А. Федченко. 21 августа 1937 г. // СПбФ АРАН. Ф. 810. Оп. 3. Д. 1035. Л. 24. Это дело разрешилось более-менее благополучно: при первой возможности Олег Михайлович с женой, Ольгой Александровной, бросили все и уехали из Ашхабада. «Мы с женой часто вспоминаем Ашхабад и иногда жалеем, что оттуда уехали, сгоряча, бросив квартиру и продав большую часть мебели!» — писал он Б. А. Федченко через пару лет после описываемых событий, 19 декабря 1940 г. [1353] Субботин О. М. Письмо Б. А. Федченко. 19 декабря 1940 г. // СПбФ АРАН. Ф. 810. Оп. 3. Д. 1035. Л. 26. Однако вполне возможно, что тогда, в 1937 г., этот маневр спас младшему Субботину жизнь. Хотя, конечно, «приключение» далось ему и, можно предположить, членам семьи Субботиных нелегко. 17 декабря 1936 г. Нина Михайловна писала Н. А. Морозову, благодаря за данную брату рекомендацию: «Вашу рекомендацию брату Олегу, к[ото]рую я послала тогда же воздушной почтой, доставили ему только на днях!! Он бедный все лежит с тяжелым хроническим колитом и не может поступить на службу, тем более ездить в далекие и опасные экспедиции. Как подорвала его силы Туркмения…» [1354] Субботина Н. М. Письмо Н. А. Морозову. 17 декабря 1936 г. // Архив РАН. Ф. 543. Оп. 4. Д. 1811. Л. 26 об. .

28 сентября 1937 г. датировано последнее из известных на сегодняшний день писем Сергея Михайловича Субботина. «Шлю тебе привет и лучшие пожелания из Сочинских краев. Остановились в Хосте (23 км. от Сочи). Очень хорошее местечко, много красивых окрестностей. Особенно мне понравился Заповедник с самшитовой рощей и большим количеством тисовых гигантов. Очень хорош в Сочи „Дендрарий“», — писал он Б. А. Федченко [1355] Субботин С. М. Письмо Б. А. Федченко. 28 сентября 1937 г. // СПбФ АРАН. Ф. 810. Оп. 3. Д. 1036. Л. 111. . Дальнейшая его судьба, однако, неизвестна. Стал ли он также одной из жертв Большого террора? Вполне вероятно.

Мы не знаем, как реагировала Нина Михайловна на все эти трагические события. Ни одной фразы в письме, ни одной строчки, написанной ею по этому поводу, не удалось нам обнаружить. Но учитывая ее любовь к членам своей семьи, преданность друзьям, ее реакцию нетрудно предположить. Это было нелегкое и трагическое время, но впереди ждали еще более тяжелые испытания.

Но жизнь, однако, шла своим чередом. 21 сентября 1941 г. ожидалось очередное полное солнечное затмение, полоса которого должна была пройти через Кубань, Каспийское и Аральское моря, Киргизию, Китай, Тихий океан. Организация экспедиции на затмение очень беспокоила Субботину. Поскольку добираться в зону полного солнечного затмения на этот раз было совсем не близко, Нина Михайловна начала задумываться об этом еще в 1939 г. Лето 1939 г. она провела в Крыму, у брата Олега, устроившегося на работу в Никитский ботанический сад. Воспользовалась случаем, чтобы вернуться к астрономическим наблюдениям, и в целом была очень довольна. «В городе ли Вы, — спрашивала она К. А. Морозову и рассказывала о своих делах: — Я недавно вернулась из Крыма. От Москвы уже в бесплацкартном вагоне 20 чел[овек] в отделении, с открытыми окнами от ужасной духоты…» [1356] Субботина Н. М. Письмо К. А. Морозовой. [1939 г.] // Архив РАН. Ф. 543. Оп. 6. Д. 470. Л. 64. . Но такие мелочи не очень смущали Субботину, когда все складывалось так удачно. «Оля с детьми успела приехать раньше, а я 3 м[еся]ца провела у брата Олега в Никитском Бот[аническом] саду. Конечно со своей трубой, к[ото]рую пришлось там оставить на зиму. 1 декаду наблюдала на обсерватории в Симеизе. <���…> Жила в заповеднике Ник[итского] сада на горе — 300 м над морем и купалась всегда <���…> [1357] Окончание фразы неразборчиво. », — не без удовлетворения рассказывала она. И продолжала далее о «рекогносцировке» возможного места для наблюдения затмения: «В Москве была на ВСХВ [1358] ВСХВ — Всесоюзная сельскохозяйственная выставка — название, которое в 1939–1959 гг. носила выставка, позднее известная как ВДНХ — Выставка достижений народного хозяйства. и связалась в павильоне Казахстана с местными организациями по поводу наблюдений будущего солнечного затмения. Они хвалят колхоз „Луч Востока“. Интересно, что выбрал Г. А. Тихов?» [1359] Субботина Н. М. Письмо К. А. Морозовой. [1939 г.] // Архив РАН. Ф. 543. Оп. 6. Д. 470. Л. 64.

Но это все было предварительно, с большим запасом времени. К началу 1941 г. дело приобрело гораздо более неотложный характер. Именно с разговора о затмении начала Н. М. Субботина свое письмо Г. А. Тихову 5 февраля 1941 г. «Дорогой Гавриил Адрианович! Как живете? Довольны ли своей работой на юге? Как обстоит дело с [солнечным] затмением? Я совершено не в курсе, хотя по совету Г. А. Шайна [1360] В 1925–1945 гг. Г. А. Шайн работал в Симеизском отделении Пулковской обсерватории; участвовал в наблюдении солнечного затмения 1936 г.; занимался астрофизикой, в особенности звездной спектроскопией и физикой газовых туманностей. еще 9 октября послала Фесенкову [1361] В 1938–1942 гг. В. Г. Фесенков был председателем Комиссии при Президиуме АН СССР по наблюдению полного солнечного затмения 1941 г.; видимо, поэтому Н. М. Субботина обратилась именно к нему. свою заявку на наблюдения в Алма-Ата. Ответа до сих пор не получила. Есть там знакомый директор Бот[анического] сада у к[ото]рого вероятно можно бы устроиться (— знаете ли Вы этот сад? Подходит ли он? — ) [1362] Подчеркнуто красным карандашом. но… какова будет погода? Что-то мне не очень верится в безоблачную! Жду Ваших разъяснений. Говорили ли Вы с Литвиновым обо мне или не успели? [1363] Подчеркнуто красным карандашом. — писала Нина Михайловна и продолжала: — Я звала было с собой поехать Нину Мих[айловну] [1364] Н. М. Штауде. , <���…> [1365] Слово неразборчиво. она 25 III будет переезжать из Соликамска и еще не наметила, какую работу и где возьмет: но она в Алма-Ата не стремится, она ничего и никого там не знает. А м[ожет] б[ыть] Вы ей бы порекомендовали что-ниб[удь] там или в Китабе. Сейчас она ведет научную работу по геохимии. Об этом я хотела с Вами поговорить но все не удается встретиться здесь или в Пулкове» [1366] Субботина Н. М. Письмо Г. А. Тихову. 5 февраля 1941 г. // СПбФ АРАН. Ф. 971. Оп. 4. Д. 344. Л. 1. .