Ольга Валькова - Жизнь и удивительные приключения астронома Субботиной

Приближался, однако, декабрь, заканчивалась прописка в Москве, и Нина Михайловна вынужденно думала о поездке в Иваново: «К 1 дек[абря] все же хочу ехать в Дом престарелых ученых в Иваново-Вознесенск, но еще не получила оттуда ответа: как к ним добираться? Говорят, что надо пешком с вокзала в Иванове в село Богородское…» [1676] Там же. Л. 59. . Но совершать это путешествие ей все-таки не пришлось: НКСО предложил Субботиной другой вариант — путевку в Республиканский интернат больничного типа для инвалидов войны, расположенный рядом с Москвой, в Переделкине, что выглядело гораздо привлекательнее. «После долгих проволочек с полученьем транспорта и провожатого в Д[ом] ст[арых] ученых, я отказалась от поездки в Иваново и взяла путевку в Инвалид[ный] дом республ[иканского] значения бл[из] ст[анции] Переделкино — 18 км от Москвы. Интернат № 3 для инв[алидов] О[течественной] в[ойны]», — писала она Морозовым 5 декабря 1944 г. И продолжала: «А отвезли меня друзья из Кремля на своей машине. Здесь тихо, спокойно, в палате 6 чел[овек] — чисто и тихо. Интернат в лесу, только питание как в студ[енческой] столовке — без мяса, жиров и сахара: овощи и каша. Персонал хороший. Раненых не видала…» [1677] Субботина Н. М. Письмо К. А. и Н. А. Морозовым. 5 декабря 1944 г. // Архив РАН. Ф. 543. Оп. 4. Д. 1812. Л. 17. .

Нина Михайловна приехала в интернат 4 декабря 1944 г. и находилась там «на полном государственном обеспечении», получив «бессрочную» путевку [1678] Сараева, республиканский интернат больничного типа для инвалидов Отечественной войны. Отношение в Комиссию по установлению персональных пенсий при СНК СССР. 8 марта 1945 г. // ГАРФ. Ф. 249. Оп. 3. Д. 321. Л. 43. . Но взамен, по существовавшим правилам, большую часть и так крошечной пенсии Субботина теперь должна была отдавать в интернат, что ей, конечно, не очень нравилось. Так же как не понравилось отношение московских чиновников, поскупившихся, как она считала, на самые элементарные вещи. «В общем, <���…> [1679] Слово неразборчиво. поскупилось даже на ордер на платье, обувь и теплое пальто, уже не говоря об оплате ж[елезно]д[орожных] расходов, к[ото]рые взяли у меня все 2 <���…> [1680] Слово неразборчиво. , полученные от продажи вещей… А Туркм[енский] филиал ничего не заплатил денег. Остается моральное удовлетворение от сознания, что никому не была обязана и сама вернулась на родину, в М[оск]ву, хотя получаю теперь в месяц только 50 руб. Остальная пенсия в 150 р. идет инв[алидному] дому. Конечно, требовать „ананасов и рябчиков“ за эту сумму нельзя. А все-таки, обильной поварами Москве да будет стыдно за скупость и жадность!.. М[ожет] б[ыть] тов[арищ] Рузвельт поможет через АН СССР?» — не без юмора завершала она. Юмор юмором, но, как Субботина признавала сама: «После Туркмении с ее африканской жарой, в М[оск]ве, в старой ватной куртке, зимой не проживешь». Но и здесь помогли друзья — супруги Морозовы снабдили ее некоторыми теплыми вещами. «Спасибо Вам за носки — я их надеваю без туфель прямо в ботинки, — благодарила она их. — Тепло… Есть и шерст[яные] перчатки и шапка. Полная экипировка, как для старозаветной московской „Бедной невесты“. Помню как бабушка любила их обряжать и сама шила в приданое красивые белые платья. А теперь товарищи таким путем снарядили и меня в Инв[алидный] дом» [1681] Субботина Н. М. Письмо К. А. и Н. А. Морозовым. 5 декабря 1944 г. // Архив РАН. Ф. 543. Оп. 4. Д. 1812. Л. 17. .

Друзья же ходатайствовали об увеличении пенсии. 23 декабря 1944 г. Нина Михайловна написала заявление в Академию наук СССР с просьбой о помощи и поддержке: «В настоящее время, все еще продолжая самостоятельную научную работу, я обращаюсь в Академию наук с просьбой поддержать мое ходатайство <���…> об увеличении моей пенсии до 500 руб. т. к. прожить на 200 стало невозможно, а заработка я не имею» [1682] Субботина Н. М. Заявление в АН СССР. 23 декабря 1944 г. // ГАРФ. Ф. 249. Оп. 3. Д. 321. Л. 45. . Ее ходатайство поддержали: В. Г. Фесенков, Н. А. Морозов, С. В. Орлов, Г. А. Шайн и еще два члена-корреспондента АН СССР, чьи имена, к сожалению, невозможно распознать. Произошло это 2 февраля 1945 г., а уже 22 февраля 1945 г. Академия наук направила официальное письмо председателю Комиссии по назначению персональных и академических пенсий при Совете Народных Комиссаров СССР товарищу Р. С. Землячке за подписью вице-президента Академии академика В. П. Волгина и академика-секретаря Н. Г. Бруевича с просьбой об увеличении пенсии Н. М. Субботиной, которая «известна среди астрономов как серьезный научный работник, проявивший себя в некоторых отделах астрономии» [1683] Волгин В. П., Бруевич Н. Г. Письмо Р. С. Землячке. 22 февраля 1945 г. // ГАРФ. Ф. 249. Оп. 3. Д. 321. Л. 46. . Ходатайство это было удовлетворено — почти удовлетворено. С 1 апреля 1945 г. пенсия Нины Михайловны составила 400 рублей в месяц [1684] Чадаев Я. Е. Отношение в Наркомсобез РСФСР товарищу Сухову А. Н. 23 апреля 1945 г. // ГАРФ. Ф. 249. Оп. 3. Д. 321. Л. 47. .

На этом закончились военные приключения Нины Михайловны Субботиной, так дорого ей стоившие и так тяжело давшиеся. Но, несмотря ни на что, она вышла из этих испытаний несломленная духом, с твердым намерением продолжать жить и заниматься любимой наукой.

Поселившись в подмосковном Доме инвалидов, Нина Михайловна постаралась вернуться к привычной ей жизни и научным занятиям, насколько это было возможно. Поздравляя Г. А. Тихова с новым, 1945 г., она желала «мира и восстановления нашей общей работы». «Надеюсь, что мое письмо придет вовремя, — писала она 12 декабря 1944 г., — а сама вспоминаю 24.XII н. ст. [1902] года, проведенный в Пулкове, в комнате у башни Бредихинского рефрактора, в об[щест]ве H. Chrétien [1685] Henri Chrétien (1879–1956) — французский астроном и изобретатель. , Вебера, Дейча и нескольких русских астрономов — постоянных пулковцев… Где-то они теперь? Жив ли умный и благородный Chrétien? Мысленно шлю привет всем живым и вспоминаю погибших дружной международной астрономической семьи! Да — сколько прожито и сколько пережито! Как трудно нам, старикам, стоять на вахте, заменяя молодых!» [1686] Субботина Н. М. Письмо Г. А. Тихову. 12 декабря 1944 г. // СПбФ АРАН. Ф. 971. Оп. 4. Д. 344. Л. 39. Грустные слова, грустные мысли. На этот раз они были вызваны гибелью еще одного родного человека: ее двоюродный племянник погиб на фронте. «Недавно погиб на фронте племянник, ученик Михайлова, Петя Соколов, молодой талантливый астроном-гравиметрист, последний сын у родителей (его мл[адший] брат убит в [19]43 г.). А я возлагала на него такие надежды!.. Да, надо быть бодрой, сколько можешь, чтобы заменить их… М[ожет] б[ыть] еще чем пригожусь? Кто знает!?» — писала Нина Михайловна. И продолжала, рассказывая о своих научных занятиях: «Пытаюсь здесь писать свои „Солнечные мемуары“ о набл[юдениях] пятен, начатых с 30.VIII 1895 (а до того — отрывочно, с лета [18]94 г.). Весь материал по рисункам погиб в Л[енингра]де. Почти за 50 лет, с некоторыми неизбежными лакунами, а ясно представляется характер 5 maximum’ов пятен, к[ото]рые удалось наблюдать и зарисовать» [1687] Там же. . «С удивлением вижу, какая разнородная динамика [1688] Cлово подчеркнуто Н. М. Субботиной. свойственна этим 5 эпохам. И максимум 1937–38 г. наивысший (по моей субъективной оценке) по быстроте и величине изменений в пятнах [1689] Фраза подчеркнута Н. М. Субботиной. , по быстрой смене характера групп, по двойной их биполярности („Кадриль“) соответственно на N и S полушариях, по 45 ядра в N и S группах. А какие яркие и большие извержения из недр этих сложных групп! Попадались изредка и совсем простые, круглые пятна с от[дельным] большим <���…> ядром без свиты маленьких пят[ен]», — отмечала Субботина. И далее высказывала некоторое предположение: «Я как-то Вам показывала свои рис[унки] сочинских набл[юдений] обоих типов групп. Не есть ли эти колебания активности максимумов свидетельство, что за 49 лет прошла только ½ фазы пятен от бóльшего максимума? 90 или 100 летнего? А отчеты упоминают о 450-м цикле (см. „Физика Солнца“ Герасимовича [1690] Герасимович Б. П. Физика Солнца. 2-е изд., перераб. и доп. Харьков: Гос. науч. — техн. изд-во Украины, 1935. 190 с. )». Теоретические рассуждения, однако, напоминали Нине Михайловне о невозможности практических наблюдений. «Так интересно бы увидеть новый приближающийся максимум! — и нет трубы! — Все погибло и окуляры, и запасной объектив, и в Ташаузе телескоп [Шнетовского]… Где найти напрокат хоть маленькую трубу???» — с искренним отчаянием спрашивала она [1691] Субботина Н. М. Письмо Г. А. Тихову. 12 декабря 1944 г. // СПбФ АРАН. Ф. 971. Оп. 4. Д. 344. Л. 39. .