Сергей Михеенков - Маргелов

— Зовут-то тебя как?

— Наташа…

Это была спортсменка местного аэроклуба. В комбинезоне-то, с парашютом, все выглядят одинаково.

Июль 1967 года. В учебном центре РВДККУ в Сельцах идут госэкзамены.

В один из дней на экзамены прибывает командующий. Не один — с ним полковник-десантник из Коломны. Крепкий, тело натренированное, походка волкодава.

Командующий собрал весь выпускной курс в спортго-родке и стал проверять физическую подготовку выпускников. Наблюдает и с полковником консультируется. А потом и говорит:

— Слабо! Вот мы с полковником сейчас по сто грамм выпьем и весь ваш курс разгоним!

Перед отъездом на построении спрашивает курсантов:

— Какие есть просьбы ко мне?

— Есть!

— Какие?

— Через три недели выпуск, — отчеканил один из курсантов по поручению всего выпускного курса, — станем офицерами, а из пистолета стреляем редко. Стыдно будет перед солдатами, товарищ командующий!

— Стыдно! — соглашается Маргелов. — Офицер должен стрелять хорошо из всех видов оружия, которое есть у десантников. — И, повернувшись к командиру батальона подполковнику Карпову, говорит: — Что тебе, патронов жалко?

— Да нет, — отвечает комбат. — Поправим дело.

И поправил: как суббота и воскресенье, у выпускников стрельбы из «Макарова» и метание гранат. Ни отдыха, ни увольнительных. Тогда намекнули комбату, что в следующий приезд скажут об этом командующему. Тот вредничать перестал, уступил. Знал: скажут. Выходные стали выходными.

Кляузы, анонимные письма, а то и просто классические доносы в стиле тридцатых годов на Маргелова сочиняли регулярно. Обычно засылали их в самую грозную инстанцию — в ЦК КПСС. Генерал Маргелов был коммунист не просто по принадлежности, человек с партбилетом, но по самой сути своей он был человеком партийным. Одним словом, «писатели» знали, где искать на него управу…

Однажды его вызвали в некий отдел ЦК, в котором оседали «сигналы» на главкома ВДВ. Куратор, занимавшийся бумагами на военных партийцев, хорошо понимал и происхождение этих ябед, и цель их творцов. Но тем не менее «сигналы» требовали «решения по существу», и главный герой их был приглашен «для беседы».

Беседа длилась недолго, но имела продолжение — на даче.

О даче Маргелова во Внукове и хлебосольстве ее хозяев Василия Филипповича и Анны Александровны ходили легенды. Кого там только не было!

Решил побывать и работник ЦК. Он вытащил из стола увесистую пачку писем.

— Во сколько, Василий Филиппович! И все — на вас…

Маргелов посмотрел на эту кучу с брезгливостью и сказал:

— А не пора ли мне после этого подавать в отставку?

— Да что вы! Василий Филиппович! Тем более что дачу во Внукове у вас никто не отбирает…

— А при чем здесь дача?

В те годы было так заведено — когда большой чиновник или военный уходит от дел, государственную дачу его тут же просили освободить.

— А при том, что партия знает, что у вас на даче имеется специально оборудованное местечко для приготовления великолепной ухи! Лично я с удовольствием бы принял приглашение на вашу уху. А на растопку пойдут вот эти бумаги…

Маргелов хорошо понимал, что партия действительно знает всё, и работника ЦК на дачу пригласил. В четыре руки жгли эти письма. И варили уху.

В кабинете командующего шло служебное совещание.

Я тогда занимал должность начальника бронетанковой службы ВДВ, имел звание подполковника. Сижу, подперев лоб рукой, другой записываю указания командующего. А что пишу, порой и не соображаю. Чувствую — заболел. По Москве пошел грипп.

Василий Филиппович медленно прохаживался по кабинету, в рубашке без галстука, рукава закатаны до локтей, под рубашкой видна флотская тельняшка. Уже нашу ввели, с голубыми полосками, а он все морскую носил — в память о войне, о братишках. Вдруг остановился напротив меня и спрашивает:

— Щербаков! Ты что это на меня смотришь, как конь из-под дуги?!

Он часто так — завернет какой-нибудь народный оборот или словцо.

Я вскочил и говорю, что у меня высокая температура и я, кажется, заболел. Он матернулся и выгнал меня из кабинета, чтобы не разносил заразу. Но у дверей остановил и говорит:

— Вот тебе мой рецепт: езжай домой, налей стакан водки, положи туда две ложки малины и ложку соли. Не забудь размешать. «Дерни» микстуры и — под перину. Завтра в восемь утра на работу. Водка-то дома есть?

— Есть, — говорю.

— Ну да, как десантнику без водки…

На другой день ровно без пяти восемь я на рабочем месте. Ровно в восемь — звонок от командующего:

— Щербаков, ты выздоровел? Помогло?

— Помогло.

— Я ж тебе говорил!

В то время я командовал 7-й воздушно-десантной дивизией, Каунасской. Дело было в июне 1978 года.

И вот звонит командующий и говорит, что завтра он прилетает в Каунас с очередной комиссией.

— Готовься серьезно, это опаснее, чем комиссия по анонимке полтора года назад…

Сказал и положил трубку. Что думать, не знаю. Эти комиссии истрепали все нервы. Ночь не спал.

Самолет приземлился в первой половине дня. Следом за командующим из самолета, смотрю, выходит невысокого роста мужчина в гражданском костюме возраста где-то за пятьдесят.

Я начал докладывать. Но командующий меня прервал словами:

— Я тебе заместителя из газеты «Правда» привез, чтобы написать о «румынском бардаке», который ты здесь развел. Вот ему и докладывай.

«Правда» в те годы — главная газета страны. «Румынский бардак» — эта фраза в устах командующего означала самое худшее состояние войск.

Я представился гражданскому по всей форме. Тот в ответ протянул руку и сказал только одно слово:

— Гайдар.

Тут я понял, что передо мной капитан 1-го ранга Тимур Аркадьевич Гайдар, редактор военного отдела газеты «Правда».

Командующий сказал, что уезжает в 44-ю дивизию в Гайжюнай.

— Гайдар до пятницы у вас, товарищ Краев. Сегодня вторник. Вот вам четыре дня, покажи ему все гарнизоны и обязательно сбрось с парашютом, а то он подводник, нырял только в подводную пучину, а вот в бездну пятого океана не прыгал. Хотя собирается писать о десантниках. В пятницу доложить о выполнении. Не теряйте времени! — С этими словам командующий уехал.

Зная характер командующего, я не исключал, что этим предисловием он камуфлировал какой-нибудь очередной подвох. Например, я займусь приезжим корреспондентом, а он в отсутствие командира дивизии поднимет штаб дивизии или часть полков по тревоге с целью внезапной проверки боевой готовности. Поэтому сопровождать Гайдара по отдельно стоящим гарнизонам я поручил своему заместителю, а сам остался в штабе дивизии. Что же касается требования командующего сбросить Гайдара с парашютом, то этому серьезного значения я не придал — решил, что командующий просто пошутил, чтобы попугать гостя. Тем более что Тимуру Аркадьевичу было уже за пятьдесят и в таком возрасте прыгать с парашютом, да еще перворазни-ком, вряд ли было разумно.