Сергей Михеенков - Маргелов

Утром в пятницу Гайдар и мой заместитель вернулись из ознакомительной поездки по частям дивизии. Тимур Аркадьевич был полон впечатлений и не переставал восхищаться десантниками.

Время между тем приближалось к 16 часам, отлет командующего в Москву планировался на 17.00.

Маргелов ждал нас в Учебном центре в кабинете начальника центра. Кроме начальника центра там находился заместитель начальника оперативного отдела штаба ВДВ полковник Булатников. Когда мы вошли, Тимур Аркадьевич сразу начал взахлеб рассказывать командующему о своих впечатлениях о поездке. Василий Филиппович выслушал его и сказал:

— Спасибо, подводник, за комплименты десантникам. Обязательно передам. Но я об этих войсках, как ты догадываешься, знаю не по рассказам журналистов… Ответь мне честно: сколько раз ты прыгнул с парашютом? Времени-то у вас было достаточно…

Гайдар смутился. Я насторожился: значит, не шутил.

Видя замешательство Гайдара, командующий подступил ко мне:

— Сколько раз он прыгнул с парашютом?

Пришлось ответить, что ни разу. И тут командующий буквально рассвирепел. Таким я видел его, когда срывалось какое-либо важное задание. В гневе он повернулся к полковнику Булатникову и приказал вылет самолета перенести на субботу на 12.00. Затем отдал приказ мне:

— Времени у вас двадцать часов. Уложить два парашюта, провести тщательную предпрыжковую подготовку и завтра с утра совершить с Гайдаром по два прыжка с парашютом. Все ясно?

— Так точно.

— Вопросы есть?

— Вопросов нет.

— Исполняйте.

Мы с Гайдаром переглянулись. И ему, и мне стало окончательно понятно, что шутки кончились.

Когда мы вышли из кабинета начальника Учебного центра, я сразу же спросил Гайдара, занимается ли он физзарядкой. Журналист ответил, что не только физзарядкой занимается, но и регулярно играет в большой теннис — на уровне второго разряда. У меня немного отлегло — значит, и сердце, и ноги крепкие, а это очень важно для парашютиста. Я сразу же позвонил своему заместителю по воздушно-десантной подготовке полковнику В. А. Ляхову и поставил ему задачу: к 17.00 подготовить парашюты, собрать лучших спортсменов-парашютистов, провести укладку парашютов и наземную предпрыжковую подготовку Гайдара и к исходу дня доложить о готовности к совершению прыжков; прыжки назначить на 8.00 утра.

Когда я с Гайдаром прибыл на парашютно-десантный комплекс, все уже было готово к практической работе. В 23.00 Гайдар был готов к совершению прыжков. Кроме него прыжки должны были совершить я, начальник штаба дивизии полковник Г. В. Филатов, полковник В. А. Ляхов и три прапорщика — мастера парашютного спорта.

В 6.00 мы выехали на Каунасский аэродром. Надели парашюты. Инструкторы провели предстартовый контроль готовности. После этого вся группа заняла места в самолете. В 8.00 Ан-2 пошел на взлет. Первым прыгнул я, за мной Гайдар.

Я прыгал на спортивном парашюте, с задержкой в раскрытии до пяти секунд, чтобы видеть, как Гайдар отделится от самолета, и удостовериться, что его парашют раскрылся. Смотрю, купол парашюта моего напарника наполнился воздухом — всё в порядке. И тогда я тоже раскрыл свой парашют. Я все время наблюдал за ним и приземлился примерно в семидесяти метрах. Смотрю, после приземления Гайдар не встает, лежит на земле. Я быстро освободился от подвесной системы и бросился к перворазнику.

Гайдар полулежал на правом боку и держался за голено-стоп левой ноги.

— Что-то с ногой, — сказал он.

Я приподнял комбинезон, осмотрел ногу, ощупал — перелома не было. Растянул голеностопные связки. Подошла санитарная машина, врач внимательно осмотрел ногу, наложил тугую повязку и сказал, чем-то напоминая Василия Филипповича:

— Всё в порядке. Можно идти на второй прыжок.

Гайдар смотрел на врача с изумлением. На меня даже не взглянул, послушно сел в машину, и мы поехали к месту старта. Мы уже надели парашюты и ждали, когда подрулит самолет. И в это время Гайдар сказал мне, что не хотел бы рисковать и что, по его мнению, достаточно одного прыжка. С трудом мы убедили Тимура Аркадьевича сесть в самолет для второго прыжка. Приказ командующего надо было выполнять во что бы то ни стало. Так что в самолет Гайдара мы кое-как втолкнули. Главное было позади. Офицеры переглядывались. Я понял, что приказ будет выполнен.

Когда самолет поднялся в воздух, Гайдар заявил, что ему трудно дышать, и попросил ослабить лямки крепления запасного парашюта. Я кивнул Краеву, и тот слегка ослабил лямки, хотя все было в норме. Разговорами он пытался отвлечь Гайдара от ненужных переживаний перед вторым прыжком. Так, за разговорами, самолет вышел на боевой курс, прошла команда: «Приготовиться!» В спешке я забыл подтянуть лямки крепления «запаски» Гайдара. Прошла команда: «Пошел!»

Покидали самолет в том же порядке, как и при первом прыжке.

Парашют Гайдара раскрылся без помех. Я следил за ним и вздохнул с облегчением. Приземлился он на этот раз метрах в пятидесяти от Краева. И снова, смотрю, лежит. Побежал к нему. Подбегаю, смотрю: лежит на спине без движения, глаза закрыты, под левым глазом большая ссадина, изо рта идет кровь. Я нагнулся, осторожно потряс его за плечо. Гайдар приоткрыл глаза и слегка разжал зубы, он пытался что-то сказать, но не мог. И тут я увидел, в чем дело: треть его языка болталась на прожилке у подбородка. Откусил! Прыгнул, подводник…

Подъехал врач, осмотрел и сказал, что нужна срочная хирургическая помощь по приживлению языка.

Я тут же приказал полковнику Г. В. Филатову созвониться с медсанбатом и вызвать в операционную ведущего нашего хирурга Леонида Семеновича Кристального. Кристальный — опытный хирург, он оперировал Маргелова на фронте по поводу осколочного ранения кисти правой руки.

Мы тут же усадили травмированного Гайдара в мой уазик и вместе с врачом погнали в медсанбат. К нашему приезду Кристальный был уже в операционной. Он осмотрел рану и спокойным тоном сказал, что ничего серьезного нет — язык такой орган, который заживает в течение трех — пяти дней. И тут же приступил к пришиванию языка.

Через пятнадцать минут операция была закончена. Леонид Семенович отложил в сторону инструменты, снял перчатки, помыл руки, взял две мензурки, в каждую из которых налил по 50 граммов спирта. Одну подал Гайдару, другую оставил себе. И сказал:

— Тимур, по фронтовой традиции, когда пациент без наркоза выдержал операцию и при этом не потерял сознания, ему полагается сто грамм «фронтовых». Но у нас нет водки, поэтому выпьем по полета спирта за то, чтобы язык был послушным, как и прежде.

Гайдар чокнулся и, с трудом разжав зубы, вылил содержимое мензурки в рот, сжал зубы и закрыл глаза. Примерно через минуту открыл глаза и довольно внятно произнес: