Виталина Малыгина - Вечно худеющие. 9 историй о том, как живут и что чувствуют те, кто недоволен своим телом

Как в этой семье могла родиться на свет Полина со своей тонко устроенной внутренней жизнью, вниманием к малейшему движению на человеческом лице, со своей болезненной чувствительностью к интонациям, звукам, краскам, запахам, движениям, со своей способностью заплакать от слишком красивой музыкальной фразы или до слез умилиться пейзажем – это настоящая загадка. Но она родилась, их Полинка, похожая на собственную маму как отражение: такая же высокая, крепкая в кости, с крупными красивыми кистями и ступнями, с такими же локонами и красивыми крупными глазами с ресницами, только другого, папиного цвета – ярко-зеленого. Эта внешняя, бросающаяся с детства схожесть с матерью и саму маму, Марианну Николаевну, и всю семью сразу сбила с толку. Трудно было предположить, что в здоровом, плотном, румяном ребенке живет вечно напуганная, сомневающаяся в себе, очень нежная девочка, которая принимает на свой счет все, что происходит вокруг, и слишком остро чувствует. Но эта разница до поры до времени, до Полининых пятнадцати лет, никому, кроме самой девочки, не была видна.

Марианна Николаевна и Эдуард Владимирович дочку свою любят искренне, хотят и хотели для нее самого лучшего, гордились ею неподдельно и гордятся до сих пор, хотя сейчас в их отношении к ней есть что-то от отношения к больному или очень странному ребенку, с которым надо обращаться каким-то особенным образом. Как, они не до конца понимают, но стараются понять изо всех сил…

Уже лет пять прошло с той тяжелой весны, Полина два года как учится в вузе. Правда, совсем не в том, о каком мечтали для нее Марианна Николаевна и Эдуард Владимирович. Но они постарались ее в этом вопросе понять, хотя им было очень, очень трудно.

В ту тяжелую для семьи весну Полиночка вдруг неожиданно для родителей перестала ходить в школу, на музыку, перестала есть, а только дни напролет лежала в своей комнате, заботливо обставленной для нее мамой в их новой красивой квартире. Марианна Николаевна не знала, что с ней делать, и делала все, что, по ее мнению, должно было бы дочке помочь: готовила любимые блюда, водила по магазинам, в цирк, на выставку, даже пыталась однажды затащить на аттракционы в парк.

Марианна Николаевна не догадывалась, что и цирк, и аттракционы, и даже магазины одежды ее Полиночка терпеть не может с того самого момента, когда ее начали водить во все эти прекрасные, веселые места добрые любящие родители. Не догадывалась, как тяжело дочке в душном, громком цирке, как жаль цирковых животных. Девочке было лет десять, когда мама и папа уговорили ее сфотографироваться с обезьянкой на руках. Поля взяла обезьянку, та трогательно обняла девочку за шею, и в этот момент у Поли вдруг случился страшный рвотный позыв. Пришлось бросать обезьянку, мчаться в туалет… Мама и папа решили, что дочку замутило от запаха мартышки. Но на самом деле девочке стало плохо, потому что она вдруг заглянула зверушке в глаза и увидела там такой страх и такую боль, что не смогла с этим справиться.

Не знала Марианна и о дочкиных страданиях в примерочных: душно, мертвый пыльный свет и огромные зеркала, кажется, специально устроены так, чтобы слишком чувствительные девушки, едва взглянув на свое отражение, испытывали отчетливое желание свести счеты с жизнью… Надо стаскивать с себя свою одежду, смотреть на нее здесь почему-то невозможно, даже самые любимые вещи кажутся потрепанными. Потом натягивать на себя новые, размер всегда не тот, а отражение какое-то растрепанное и несчастное… Но и тут Поля молчит, кротко следует маминым указаниям, а мама хоть убей не замечает дочкиных страданий, вернее, не придает им значения: ну устала немного, давай перекусим или выпьем какао?

В один из весенних дней между матерью и дочкой случилось недоразумение. Марианна Николаевна пришла с работы чуть раньше обычного и застала Полиночку в раздражении стоящей перед зеркалом. Она примеряла новые джинсы, крутилась так и сяк, пытаясь разглядеть, как выглядит со спины. Марианна Николаевна искренне залюбовалась своей дочкой и сказала: «Какая же ты у меня красавица выросла! И уже совсем как взрослая: и грудь, и попа такая – ууухх… Как орех!»

Марианна Николаевна собралась легонько, но со вкусом шлепнуть Полинку по крепкой попе и даже уж занесла для этого свою красивую, полную руку, но тут случилось нечто совершенно невозможное: у дочки из глаз брызнули слезы, она отшатнулась от матери и крикнула:

– Ненавижу тебя! Ты достала меня со своей жратвой и шуточками! Слепая, не видишь ничего?! Я же уродина, жирная уродина, у меня жирная жопа! И ты жирная! Жирная корова! Не подходи ко мне и отстань от меня со своими котлетами, со своими мерзкими шашлычками и тортиками! Видеть тебя не могу!

Прокричав все это матери, Полина выскочила из квартиры и так шваркнула дверью, что в спальне со стены упала фотография.

Марианна Николаевна в полном недоумении как стояла, так и села на диван в гостиной, а потом, вспомнив звук бьющегося стекла, машинально встала и пошла в спальню, собирать с пола осколки, наводить порядок. В голове метались разные мысли, но ни одна из них не могла объяснить, что случилось с дочкой, почему она так отреагировала на мамины слова, сказанные с любовью? Что не так с ней самой? Марианна Николаевна даже подошла к зеркалу: может быть, она и правда жирная уродина? Из зеркала на нее глянула растерянная и расстроенная – ну еще бы! – но очень приятная женщина средних лет. Да, не худая, далеко не худая, но ведь очень аппетитная и стройная. И дочка будет такая же, ведь они так похожи. Чем она недовольна? Что здесь не так?

Надо отдать Марианне должное: она не была злой женщиной, обиды на дочь не чувствовала, ощущала только бесконечную жалость и непонимание. И тревогу: куда она помчалась, ее глупенькая маленькая девочка? Марианна Николаевна подождала часик, накинула плащ и пошла искать дочку.

Полинка убежала недалеко, сидела в соседнем дворе на качелях, понурая, укрывшись крылом своих красивых блестящих волос и, кажется, плакала.

Марианна Николаевна тронула дочку за плечо:

– Поля, пойдем домой, дочка. Скоро папа придет, ужинать сядем.

– Я не буду ужинать.

– Ну не будешь, хорошо. Холодно, пойдем…

Как ни странно, Полина послушно встала и пошла с мамой домой. Тихая, грустная, обмякшая…

Пришли. Эдуард Владимирович уже дома, на кухне, в телевизоре соловьем заливается Филипп Киркоров, пахнет жареным мясом и чесноком.

– Девочки, ужинать! – кричит Эдуард Владимирович весело. – Я отбивные принес – закачаешься!..

Полина по-быстрому сбросила куртку и кроссовки и попыталась проскочить мимо кухни незамеченной, но не тут-то было. Эдуард Владимирович появился в проеме двери, жаркий и возбужденный, с помидором в одной руке и ножиком в другой.