Виталина Малыгина - Вечно худеющие. 9 историй о том, как живут и что чувствуют те, кто недоволен своим телом

Да только родители зря обрадовались: в июле, уже на каникулах, Полина заявила, что ей нужна другая школа, где оценят ее как человека самостоятельного и творческого.

Марианна Николаевна перепугалась: какая другая школа? А как же финансовая академия? У них же в семье все по этой части? Папа – финансовый директор! Она, Марианна, всю жизнь бухгалтером. Хорошая профессия, надежная! Полина настаивала: нет смысла сидеть здесь еще год, я все равно поступать туда не стану. «А куда же станешь, Полиночка?» – родители напряглись. – «Я хочу рисовать».

Вот те раз! Рисовать?! Да разве ж это профессия?!

Эдуард Викторович кипятился: «В нашей семье никаких художников отродясь не бывало и не будет! Да они все – гомики! Или иждивенцы! А баба-художница – это вообще позор! Будет голая на табуретке сидеть, этим уродам позировать!» И бесполезно было ему объяснять, что он перепутал натурщицу с художницей. «Все одно – баба связалась с художниками! Добра не жди!»

Нашелся и виноватый, вернее – виноватая: психологиня эта, научила девочку плохому. Попытались запретить дочке ходить на терапию, та – ни в какую, дело дошло до шантажа: «Или буду ходить, или есть перестану! Совсем!» Родители перепугались, отступили. Но сами попросили психолога о встрече. «Ты только не кричи», – упрашивала мужа Марианна Николаевна. Эдуард Викторович обещал держать себя в руках.

На встрече обоим было тяжело. Психолог опять говорила о принятии – бывает, что в семье появляется ребенок, не похожий на маму и папу, другой, с другими потребностями, другими способностями… И что если сейчас родители настоят на своем, если будут ждать от дочки исполнения своих желаний, дело кончится плохо. Говорила, что Полине стоит огромного труда принимать себя и свое тело, и это связано с темой родительского отношения к ней: отказываясь принимать свою внешность, фигуру, она пытается отказаться от семейных установок…

И Марианна, и Эдуард слушали, вздыхали. Домой ехали молча. Уже на парковке Эдуард Николаевич сказал: «Так ей же тогда готовиться надо, поступать-то! Она же рисовать училась сто лет назад, в пятом классе завязали с художкой, потому что с уроками не успевали… Как же она поступит? Ей нужны педагоги»…

Одиннадцатый класс Полина заканчивала экстерном и усиленно готовилась к поступлению «на художника». Но в первый год не получилось. Если бы лет пять назад кто-нибудь сказал Марианне Николаевне и Эдуарду Владимировичу, что такое может случиться с их ребенком, они бы долго смеялись и не поверили: уж у дочки хватит мозгов, чтобы написать ЕГЭ так, как надо, а у них хватит связей, чтобы подстелить соломку… Но тут ЕГЭ не особенно играл роль, главное – творческий конкурс, а знакомств ни у Марианны Николаевны, ни у Эдуарда Викторовича в этой области никаких… Творческий конкурс Полина не прошла: не хватило работ и опыта… Ничего, пережили и это… Год Полина готовилась к поступлению и работала, а кроме того, бегала в танцевальную студию и на какие-то психологические группы – психолог посоветовала. А потом все-таки поступила…

Она давно перестала проводить время у зеркала, горько вздыхая. И хотя любовь к черным «свит-шотам», закрывающим попу, у нее осталась, ну так что ж? Они теперь все так одеваются, мода такая. Еще Полина стала вегетарианкой, чем вызвала очередную бурю в семье, но и с этим родителям пришлось как-то смириться. Марианна Николаевна даже научилась крутить из нута фалафель, хотя до сих пор и пытается жарить его на сливочном масле.

Агата лежит в своей постели. Читает или смотрит в айпаде кино. Уже совсем поздно, даже мама погасила свою настольную лампу и выключила компьютер. «Агатка, я спать», – крикнула уже из ванной. – Иди целоваться». «Спокойной ночи!» – отвечает Агата из своей комнаты. И мама, и Агата знают, что целоваться Агата не прибежит.

Ближе к двум – Агата еще не спит и слышит – входная дверь в квартиру тихонько открывается. Это папа вернулся с ночной смены. Значит, можно бежать на кухню. У них с отцом свой ритуал: в те дни, когда он возвращается поздно, они вдвоем ужинают и болтают обо всем.

Дело в том, что папа в последнее время стал совсем грустный, и Агате всей душой хочется его поддержать. Потому что никто больше этого не сделает. Особенно сейчас, когда в его жизни что-то происходит.

Папа всегда грустный. И всегда добрый.

Мама всегда строгая. И всегда занята.

Папа работает на телевидении, он монтирует видео. Работа у него сменная. Часто по ночам. Днем «сидит на новостях», ночью монтирует рекламу, музыкальные ролики, опять рекламу – зарабатывает деньги. Старается изо всех сил.

«Да только толку – чуть», – так говорит мама. У мамы с толком все хорошо: она как начала восходить по карьерной лестнице сразу после своего юридического, так и несется по ней, только ветер свистит. Непонятно, как она умудрилась в промежутках между своими должностями, защитами и интригами коллег родить Агату, но вот умудрилась.

Агата всю жизнь знает: маме надо на работу, маме некогда, мама устала, маме хочется отдохнуть, дай маме поспать, Агаточка, не шуми. Агаточка не шумела, она понятливая девочка была. Тихонько закрывала дверь в комнату, где спала мама, и шла к папе.

Папа тоже со смены, дремал на диване, но почему-то никто не запрещал забираться ему на живот. Может, потому, что бабушка была маминой мамой и за папу не переживала? А у папы, кстати, мамы не было, она умерла от сердечного приступа, когда папе было пятнадцать лет. Агата поэтому всегда чувствовала с папой особую связь и понимала, почему он грустный: без мамы очень грустно. Уж Агата-то знала, тоже без мамы почти всегда, хотя мама, слава богу, жива себе и здорова. И Агате тоже часто было грустно, но она старалась этого не показывать. А чего показывать? Вот папе тоже грустно, да и маме, наверное, невесело, раз она все время строгая.

Сейчас Агате не три года, ей без мамы не так грустно. В пятнадцать лет вообще не очень нуждаешься в родителях. Или думаешь, что не очень нуждаешься. Живешь своими проблемами. Радуешься, если родители не пристают с отметками, не сидят на голове с вечным «Что ты будешь делать после школы»…

Надо сказать, родители Агаты оказались продвинутыми: не тиранили ее своими вопросами, вообще не сильно строили. Они все время в своих мыслях и в своих заботах. Ни отца, ни матери почти никогда нет дома. Жила Агата ближе всех к школе, так что уроки прогуливали у нее. Это было весело. И вечеринки – тоже у нее. К своим пятнадцати годам она стала важной персоной в классе, все с ней дружили, все ее любили, и самые красивые девочки в параллели всегда звали ее с собой гулять. Хотя Агате до них было далеко. Очень далеко. Агата, несмотря на свое необычное имя, была самая что ни на есть обычная девочка. Таких девочек в каждом городе сотня на квадратный километр. Да еще и поправилась она в последний год. Мама сказала: не переживай, это возраст, все подростки полнеют. Агата старалась не переживать, хотя про «всех» согласиться не могла: вот, например, школьные красавицы. Никто из них не поправлялся, наоборот, тянулись вверх и становились все тоньше и тоньше год от года. А Агата выросла мало, но зато поправилась. Получалась такая – компактная, но квадратная. Без харизмы. Зато у нее всегда была свободная квартира, и ей были рады в любой компании.