Виталина Малыгина - Вечно худеющие. 9 историй о том, как живут и что чувствуют те, кто недоволен своим телом

Вдруг почувствовала всей своей кожей: толстая или худая, я все равно остаюсь самой непривлекательной, уродливой, глупой и никчемной женщиной на этой планете. Глупая, уродливая девочка, которую никто не любит, может вырасти только в глупую, уродливую бабу, вариантов нет.

Я была глупой и уродливой девочкой – факт.

Ничего удивительного, что я выросла в глупую и уродливую тетку.

Никому не нужной и жалкой. Точка.

Все эти черные мысли, как стрелы, проносились у меня в голове и вонзались прямо в сердце. Больно до слез, невыносимо и вместе с тем – привычно. Так я чувствовала себя всегда. Жалкой, неинтересной… И толстой. Лучше, спокойнее было чувствовать себя просто толстухой, которая не может похудеть, чем постоянно ощущать свою никчемность. Я толстая – поэтому у меня нет друзей! Я жирная – поэтому у меня нет мужчины. Даже проблемы на работе, которые иногда случались, я могла объяснить своим весом. Предпочли другую кандидатку? Конечно, потому что у меня складки на спине и это будет оскорблять глаз работодателя…

Быть толстой невыносимо, тяжело, но все-таки это лучше, чем быть жалкой, ненужной неизвестно почему. К пятнадцати годам я это хорошо усвоила. И сделала свой выбор: уменьшила количество боли, увеличив массу своего тела. Вспоминая свое детство – несчастная, вечно в депрессии и истерике, мама, самовлюбленный, эгоцентричный, всегда на взводе отец, которого я сначала обожала, а потом ненавидела за маму и за то, что он смотрел на меня таким же сальным взглядом, каким поглядывал на молоденьких официанток и проводниц… Наши бесконечные переезды, потому что отец был военным, и бесконечные новые школы… Пожалуй, мой бессознательный выбор – страдать от своего веса – был лучшим. По крайней мере, у меня была всего одна причина, по которой меня не любили люди. И была надежда, что однажды, когда я наконец соберусь с силами и перестану есть зефирки и булочки, научусь заниматься спортом, я похудею. Это будет как чудо, как волшебное превращение лягушки в царевну. То, что даже в сказке после волшебного превращения как раз и начинаются настоящие страдания, я как-то выпускала из виду.

Что там было, в сказке? Рано выкинул лягушачью шкурку Иван-царевич, и прекрасную царевну унес в свое царство Кащей Бессмертный.

Мой Кащей оказался тяжелой депрессией, в которую я погрузилась еще почти на год. Наверное, это был самый страшный год в моей жизни. Я продолжала заниматься спортом и сидеть на диете, тело мое становилось все совершеннее и совершеннее. То, что я видела в зеркале, мне нравилось. Мне нравилась моя стройная фигура, нравилось, какими большими и яркими стали мои глаза на фоне похудевшего лица, мне нравилась моя дерзкая короткая стрижка… Но ведь не будешь же ходить с зеркалом в руках целый день? Через два часа после выхода из дома я начинала страдать: я говорила и чувствовала, как мое лицо двигается уродливо и неприятно, мне казалось, что люди стараются поскорее закончить со мной разговор, лишь бы не видеть меня. Лучше всего я чувствовала себя в спортзале своего спортивного клуба: во-первых, я там занята работой по улучшению себя, а во-вторых, там везде зеркала, и они не давали мне забыть, что я теперь ношу 42-й размер одежды, что у меня длинные ноги, красивая спина, изящная шея и хорошенькая головка. Там я почти не чувствовала пустоты и ужаса своего существования и собственного уродства.

Ничего удивительного, что именно в этом месте у меня завязались отношения.

Он был тренером в нашем клубе и обладал телом греческого бога. Каждая девушка в зале, с которой он заговаривал, чувствовала легкий прилив влюбленности, я видела это чуть ли не каждый день и вполне отдавала себе отчет в том, что профессиональные задачи требует от этого парня умения поддерживать это едва заметное напряжение, намек на возможность отношений просто для того, чтобы девушки почаще брали индивидуальные тренировки.

Но постепенно мне стало казаться, что именно ко мне наш греческий бог проявляет особую благосклонность. Довольно быстро мы дошли до главного. Для главного греческий бог выбрал один из небольших залов клуба, в котором детская группа занималась балетом. Там было меньше всего занятий, он располагался в тупичке на третьем этаже, за массажными кабинетами. Вечерами здесь людей было совсем мало, после десяти вечера народ или плавал в бассейне, или качался, или бежал домой. Мы проскальзывали в балетную, и там, на гимнастическом мате, перед огромным, во всю стену, зеркалом, я впервые в жизни пережила настоящее удовольствие от секса, от своего тела и тела моего партнера. Немаловажную роль в этом играло зеркало. Я смотрела в него как завороженная, и оно не давало мне забыть о том, какая я теперь на самом деле красивая и худая, а значит, достойная любви…

Влюбилась ли я в этого парня? Я уже говорила: я не знала и, пожалуй, не знаю, что такое любовь одного человека к другому. То, что я испытывала к мужчинам до сих пор, я иногда считала любовью, но на самом деле это была скорее зависимость. Я ходила в клуб почти каждый день, и почти каждый день мы уединялись в балетной хотя бы на полчаса. Если вдруг по какой-то причине наше свидание не могло состояться, я страдала. Но я изо всех сил старалась не демонстрировать переживаний своему возлюбленному.

В тот вечер я приводила себя в порядок в раздевалке бассейна и ждала его звонка. Бог позвонил и опять – уже второй раз за неделю! – отменил наше вечернее свидание, сославшись на страшную усталость. Я расплакалась. Вышла в холл клуба. День был праздничный, в такие дни народу в спортивных клубах совсем немного. Из зала для йоги доносилась тихая музыка, кто-то тихонько громыхал железом в зале для тренажеров, в кафе было пусто… Почему я решила подняться на третий этаж к балетному классу? Я до сих пор не понимаю. Кажется, я думала о том, что поднимаюсь на третий этаж за массажем… мысль о массаже улетучилась, как только я оказалась в знакомом коридоре, а еще через десять секунд перед знакомой дверью. Я стояла, затаив дыхание, и уже, кажется, знала, что увижу, если дверь окажется открытой. Легонько нажала ручку, дверь поддалась, и я увидела голую спину своего возлюбленного и над ним – грудь какой-то девушки. Я постаралась закрыть дверь как можно тише и так же тихо, стараясь ступать как можно бесшумнее, прошла по коридору и даже не стала вызывать лифт, чтобы не производить лишнего шума, а спустилась по лестнице на первый этаж и быстро вышла на улицу.

Я казалась себе спокойной, пока не обнаружила, что лицо у меня – мокрое от слез и они продолжают литься из глаз. Боль то нарастала, то отступала. Результатом этого ужасного страдания стало решение: «Я больше так не могу. Я больше так не хочу. Я сделаю все, чтобы было иначе».